- ... Мы с ним неразлучные друзья, arcades ambo*. И заботы одинаковы - как банановую страну превратить во что-то приличное...
[*Аркадцы оба (лат.)].
Президент взял со стеклянной полочки бара плитку сливочного шоколада 'Меллоу Кримз' и вручил её мальчику.
- Американцы продают нам шоколад, сделанный из нашего же сырья, - посетовал Куллал. - А впрочем, что это я нагружаю вас моими заботами...
- Нет, нет, мне это интересно, - соврал Джон.
- Конечно, мы достигли больших успехов, - продолжил Куллал Манолу, - но изжить сразу пережитки колониальной системы очень трудно. Все еще нищета соседствует с кичливым богатством. Куакуйя в этом плане пока что страна контрастов. Окончившие Сорбонну и даже Оксфорд, как ваш визави, - и незнающую грамоту жители мелких островов. Европейская одежда в Онаэгане - и начленные трубочки у живущих на атоллах. Мобильная связь - и барабанный телеграф. Первоклассный госпиталь в столице - и колдуны вместо врачей на атоллах...
- Простите, господин президент, осмелюсь вас перебить... но вот кстати... У этого мальчика тяжело заболела мать, он не спал всю ночь, ухаживал за ней. Завтра колдуны собираются изгонять из нее болезнь... но, боюсь, дело может обернуться так, что она не доживет до обряда бово. Нет, конечно, нам известны впечатляющие случаи изгнания обрядными танцами какой-нибудь лихорадки, но если у ней, скажем, перитонит, то сами понимаете... никакие заклинания ей не помогут.
- Еще как понимаю, - согласился Куллал Манолу, - я ведь кроме всего прочего еще и дипломированный врач. Окончил медицинский факультет в Сорбонне. Вот почему так много уделяю внимание проблемам экологии и здравоохранения. Это конечно безобразие... Оайе, - президент обратился к мальчику, - скажи-ка нам, на что мама жаловалась? Что у нее болит?
Оайе похлопал себя по животу.
- Живот?
Мальчик кивнул.
- С этой стороны или с этой? - президент показал на стороны своего живота, затянутого яркой жилеткой.
Мальчик показал, с какой стороны.
Куллал Манолу нахмурился, посмотрел исподлобья на писателя.
- По-моему, вы попали в точку. У нее, скорее всего, приступ аппендицита. И тут медлить нельзя.
Президент, словно фокусник, сделал движение, и у него в руке оказалась маленькая обтекаемая штучка золотого цвета, усеянная бриллиантами.
Вот это мобила, подумал Джон, впрочем, без всякой зависти, просто констатируя факт. И отложил этот факт в свою копилочку, которая у него была в черепной коробке. Пригодится для романов.
А президент тем временем уже с кем-то говорил императивным тоном:
- Пошлите мой вертолет на атолл Кок... да... немедленно... Погрузите на борт больную. Это одна из жен Луллабая Эссмоя... Как зовут твою маму? - спросил президент Оайе.
Мальчик быстро ответил: - Наяту.
- ...Наяту её зовут... Если Луллабай станет противиться, скажите, что это мой приказ. Доставьте больную в госпиталь и пусть её срочно обследуют. Все. Выполняйте.
- Ну, вот, - расслабившись, сказал президент, похлопав мальчика по колену. - Я, думаю, твою маму спасут.
- Я вам так благодарен... - начал Джон.
- Пустяки, - отмахнулся Куллал. - Просто у нас сознание еще довольно-таки патриархальное... А этому Луллабаю, я перышки с его накидки повыдергиваю... не при мальчике будет сказано...
Президент отхлебнул виски.
- Сигару хотите?
- Не откажусь.
- Вы какие курите?
- 'Монте-Кристо'.
- 'Гавану' когда-нибудь пробовали?
- Да нет, как-то не приходилось...
- Угощайтесь... - президент протянул писателю красиво оформленную коробку, полную огромных сигар.
- Тоже от Фиделя? - спросил писатель, беря одну сигару и нюхая её.
Президент кивнул, и они стали раскуривать каждый свою сигару.
- Хорошие у вас tovarishchi, - сказал Джон, выпуская ароматный дым, который подхватывался невидимой системой вытяжки и исчезал без следа. - А в Америке кубинские сигары до сих пор запрещены. Идиотизм. Только контрабанду поощряют...
- Да, идиотов на этом свете еще хватает... Вам-то как у нас живется, Джон? Никто не обижает?
- Я счастлив здесь, - ответил Джон, не покривив душой.
- Я рад, - Куллал широко улыбнулся. - Если честно, мне лестно ваше пребывание на нашем архипелаге. Ха-ха! У Фиделя был Эрнест Хемингуэй, а у меня - Джон Кейн. Оба американца, оба писатели, оба замечательных человека.
- Ну, вы меня прямо в краску вгоняете, - пожаловался Джон.
- Это я из эгоистических соображений. Превознося вас, я ведь и себя возвышаю, - засмеялся Куллал.
Посмеялись, пригубили бокалы, попыхтели сигарами.
- Отменное курево, - похвалил писатель.
Куллал довольно кивнул. Вот сейчас можно ввернуть насчет гражданства Куакуйи. Джон еще раз хлебнул обжигающе крепкое виски и ввернул.
Куллал Манолу долго немигающим взглядом смотрел писателю в глаза. Как пантера, подумал Джон, и решил, что надо предъявить хотя бы какую-нибудь мотивировку, поэтому сказал:
- Мне не нравится имперская политика моей страны.
Политика - сильный аргумент, президент сразу принял его:
- Подайте прошение, я подпишу.
Вдруг ни с того ни с сего Джон ляпнул:
- Куакуйя имеет договор с США об экстрадиции?
Президент еще дольше смотрел в глаза собеседнику
- Нет. А почему вы спросили?
- Для романа пригодится.
На полных губах Куллала заиграла сдержанная, но вполне приязненная улыбка.
- Интересный вы человек, Джон Кейн, - белки глаз высокой персоны мягко засветились в полумраке салона. - При всей вашей известности, вы таинственны, как капитан Немо.
Машина плавно затормозила.
- Вот ваше консульство, - поморщившись на звездно-полосатый флаг, сказал президент Куакуйи. - Всего хорошего.
- Весьма вам благодарен, - ответствовал писатель, пытаясь самостоятельно открыть дверцу.
- Да, кстати, - сказал Куллал Манолу, - приглашаю вас на свой юбилей. Хочу устроить скромное суаре, соберется буквально несколько человек - персон двести. Все ВИПы. Вы в их числе.
Манолу поднял руку и замер в позе ожидания. Сзади президента лихорадочно завозился лакей, что-то перебирая, и вот вставил в высочайшую руку глянцевый билет, где золотом на титульном листе было отпечатано: 'Приглашение'. Президент торжественно вручил писателю лощеную двустворчатую картонку. Джон открыл билет и увидел витиеватым шрифтом составленный текст, свое имя, дату и время начала торжественной части.
- Приглашение отправили бы по почте, но вот случилась оказия... Чему я очень рад, - президент