– Захотелось сделать сюрприз любимой девушке. Тогда я еще мог позволить себе поступать как мальчишка.
– А-а... Понятно.
– Что тебе понятно? – насупился Векшин. А потом вдруг подхватил молодую женщину на руки. Она ойкнула, но не сделала попытки освободиться.
Векшин поцеловал ее в висок. Она вздохнула и попросилась домой. Паша отвез ее в гостиницу. Чего там лукавить, ему действительно нужно было подключаться к поискам «Другой жизни». Но сначала он путем шантажа («если не согласишься, назову твоим именем главную героиню фильма, когда найду его») и угроз («будешь меня сердить, опубликую мемуары с эротической версией наших с тобой взаимоотношений») заполучил у Елены обещание встретиться с ним завтра.
Еще один одесский день Векшина должен был завершиться работой. Проводив Лену до дверей ее номера, он помчался на киностудию, где в 361 кабинете производственного корпуса обосновалась его съемочная группа, а также круглосуточный штаб по поиску исчезнувшего фильма «Другая жизнь».
VIII. А ну-ка, девушка!
Елена Николаевна, не раздеваясь, забралась с ногами на кресло и призадумалась. Она прислушивалась к себе и не могла разобраться, чего ей хочется больше: немножко порыдать или хорошенько поесть. А еще лучше поесть и выпить. Елена была из тех женщин, у которых нервное расстройство вызывает аппетит. И поскольку понервничать ей сегодня пришлось достаточно, желудок возопил. Несмотря на ужин в ресторане, где она, признаться, попросту рисовалась перед Векшиным. В конце концов, резонно решив, что пореветь ей будет удобней на сытый желудок, Елена решила, как следует перекусить. Больше всего ей сейчас хотелось жареной картошки с грибами, но в условиях южного да еще ночного города такое меню было из разряда несбыточных. Елена Николаевна решила заказать еду в гостиничном ресторане. К шашлыку, например, она относилась тоже очень хорошо, видимо в силу генетических причин: прадед ее по материнской линии был армянином из Тбилиси. Но телефон ресторана в ответ только пульсировал короткими гудками, и Елена Николаевна решила спуститься вниз, чтобы добыть еды во что бы то ни стало. Кто сказал, что женщины бывают хищницами только по отношению к мужчинам?
Было уже за полночь, но из дверей заведения доносились звуки музыки в стиле «русский шансон», оживленные голоса и бряцание посуды. Голодная учительница уселась за ближайший к двери столик и оглядела зал в поисках официанта.
Народу в одноименном ресторане гостиницы «Аркадия» было немного. Но почти все посетители являлись активными отдыхающими. Елось и пилось, а также танцевалось, целовалось и обнималось здесь сегодня по полной программе. Официанток было две. Они сновали между столиками с подносами и не обращали никакого внимания на новенького посетителя.
Лена начала потихоньку злиться. Наконец одна из пышнобедрых див возникла перед ней и в ответ на просьбу принести заказ в номер отрезала:
– Мы так не обслуживаем. Кушайте здесь!
Лена вздохнула. Праздничная атмосфера кабака действовала на нее раздражающе, но голод все же не был даже дальним ее родственником, и она заказала-таки шашлык и, спустя положенное время, впилась зубами в сочное мясо. По мере того как Елена Николаевна расправлялась с шашлыком, ее телесное самочувствие улучшалось, чего нельзя было сказать о духовной составляющей ее сложной натуры. Более того, ее внутреннее «я» вот уже несколько минут испытывало безусловный дискомфорт под воздействием одного очень тревожного фактора. Почти с самого начала ее скромного ужина, Елена Николаевна чувствовала, что за ней наблюдает какой-то тип или даже «типчик» с явно выраженными признаками кобелиного интереса и такого же упрямства.
Теперь, когда она насытилась и перешла к мороженому, Лена взглянула на типчика в упор: «Ну и хлыщ!». Она не смогла удержаться от улыбки. Белоснежный костюм, черная бабочка, весомый перстень на пальце недвусмысленно свидетельствовали о солидности этого господина. Но оттопыренные уши, нескладная жердеобразная фигура (даже сидя, он был одного роста с подошедшей к нему официанткой) и абсолютно голая, без единого волоска, голова, казались принадлежащими обладателю какой-нибудь в высшей степени неожиданной профессии – клоуна, например, или акушера, или, скажем, гробовщика.
Причудливый господин, кажется, принял улыбку Елены Николаевны за приглашение к диалогу и поднялся с места. Он отмахнулся от удерживающих его товарищей и двинулся прямо к ней.
– Вано, Вано, куда ты, елы-палы!
«О, господи, оказывается, он еще и грузин!»
«Голый» Вано не стал спрашивать разрешения и, отодвинув стол, молча сел рядом, а потом заговорил с интонациями коренного одессита, как их представляют приезжие. Этим он напоминал Марка Бернеса в старом фильме «Два бойца».
– Разрешите представиться, Иван Цимлянский. Я вот уже несколько минут любуюсь вами и считаю своим долгом сказать вам, что вы бриллиант. Бриллиант чистейшей воды. А каждому бриллианту, как известно, нужна соответствующая оправа...
Дальше было неинтересно. Предложение следовало за предложением, одного другого традиционнее. Максимум фантазии: шикарный люкс на Лазурном берегу. Лена смотрела на Вано и думала о своем.
– Простите, вы кто по профессии? Клоун?
– Почему клоун? Я музыкант. По совместительству, так сказать. Так мы едем, дорогуша? Я, между прочим, в постели просто бог! – оставил интеллигентный тон незваный собеседник.
Он положил свою огромную ладонь с узловатыми пальцами на ее руку. Лена сначала даже не прогневалась, а просто удивилась. Она вырвала руку, встала (все-таки она была повыше его, сидящего) и строго, по-учительски, сделала нагловатому Вано выговор:
– Не могу, уважаемый Вано, я на катафалках не катаюсь и с невоспитанными клоунами не сплю. Таковы мои жизненные установки.
Она положила на стол деньги, подмигнула одеревеневшему Вано и удалилась. В фойе не было ни души, стоял полумрак. Лена направилась к лифту, но вдруг, через оконное стекло увидела рядом со входом странную группу людей, что-то выясняющих у друг друга на повышенных тонах. В стоявшем к ней спиной человеке она узнала Векшина. Вдруг он резко согнулся, обхватив лицо руками. Лена бросилась к выходу.
На улице компания из четверых мужчин оказалась не такой уж загадочной, а элементарно подвыпившей. А закрывший лицо руками человек, был, наверное, самым развеселым из них и поэтому согнулся пополам в приступе безудержного хохота. Они не обратили никакого внимания на Елену Николаевну, обнялись, затянули что-то вразнобой и отправились восвояси. Недовольная собой Елена собралась, было вернуться в гостиницу, но у входной двери снова была вынуждена лицезреть белобровое лицо «музыканта» Цимлянского. На этот раз он выражался определенней и без одесского выговора.
– Ты что же, милая, прикалываться надо мной будешь?! Да я тебя щас порву на две половинки, и пацанам отдам повеселиться. А ну шагай в машину, живо!
Лена попыталась проскользнуть в гостиницу. Но страшный клоун сжал ее руку выше локтя и дернул к себе, оскалившись. Теперь он напомнил ей чудовище Франкенштейна («Мама всегда говорила, что у меня богатое воображение, мама, где ты, мама!»). Елена Николаевна оглянулась вокруг себя: никого.
– Ладно, мужчина, мне нужно только одеться, – попробовала схитрить Елена.
– Ничего, милая, будешь правильно себя вести, купим что-нибудь по дороге, – «успокоил» Вано.
Лена, лихорадочно соображала: ничего подобного в ее педагогической и человеческой практике еще не было. Хотела закричать, но ее новый знакомый дал ей почувствовать что-то похожее на лезвие ножа где-то пониже спины. И потом прошипел:
– Будь умницей!
Водитель огромной машины с включенными фарами открыл перед ними заднюю дверцу. Вано усмехнулся.
– Ну, как тебе, мое авто?! Братва на день освобождения подарила.
Самое странное, что она даже не успела испугаться. Видимо в нестандартной, мягко говоря, ситуации какая-то извилина в ее мозгу, отвечающая за испуг, пока еще не начала вибрировать.
– А куда мы едем? – спросила Елена Николаевна.
