Когда Онодэра решил спускаться по северо-восточному склону, он почти рефлекторно рассчитал, что даже в случае извержения Норикура пепел и вулканические бомбы ветер отнесет к югу и к юго-западу, а сюда их попадет немного. Лава здесь андезитового состава с высокой кислотностью и вязкостью, так что она не потечет прямиком в долину, как базальтовая. Правда, самое опасное — это извержение на склоне, где нет кратера, но это почти исключено. Кроме того, гряда Фубуки в какой-то мере преграждает дорогу ветру.
И все же почему в ущелье так сильно пахнет серой?.. И тут Онодэра обратил внимание, что запах усиливается в те моменты, когда ветер меняет направление и начинает дуть снизу из ущелья в восточную сторону. Его ноги сами остановились, и он стал вглядываться вдаль.
Но ущелье реки Итои уже закрывал густой туман, и вершины Тогакуси на противоположном берегу совсем не было видно.
Не может быть, подумал он, чувствуя судорожный холод в желудке, чтобы этот запах…
Когда Онодэра остановился, Масуко, которую он держал под руку, мешком свалилась к его ногам. В лице — ни кровинки, даже губы побелели. Она все еще всхлипывала, но слез уже не было.
Он ласково нагнулся над ней, пытаясь помочь подняться. Масуко покачала головой и прислонилась к его груди.
— Уже все… — хрипло сказала она. — Оставьте меня, идите. А я… я пойду к Айдзаве-сан…
Когда Онодэра поднимал девушку, его рука коснулась ее щеки, и он почувствовал сильный жар. Онодэра снял с плеча рацию, взял у ребят брезентовый ремень и привязал тонюсенькую невесомую Масуко к своей спине, словно младенца.
— Пойдем немного быстрее, — крикнул он, обернувшись к остальным. — Будьте очень внимательны!
— Старший, а рацию оставляем? — крикнул кто-то ему вслед.
Но Онодэра даже не обернулся. Он махнул рукой шедшему впереди вожаку и двинулся дальше. Хотя Масуко и была очень миниатюрной, но все же, наверное, весила килограммов тридцать семь-восемь. Он чувствовал ее тяжесть, потому что шел, расслабив мускулы, и, кроме того, даже через куртку ему жгло спину пылавшее в жару тело девушки.
Так они шли несколько минут, как вдруг спереди, сквозь туман, ударила легкая воздушная волна. Остановились. Снизу, заставляя колебаться пахнувший серой туман, накатывал тревожный гул, от которого начинало сосать под ложечкой. На секунду все смолкло, и вдруг раздался такой грохот, словно одновременно дали залп из сотен орудий. Почва под их ногами поднялась, как будто все ущелье кто-то толкнул снизу, растения закачались, дрогнули скалы, посыпались песок, снег, камни.
— Старший! — раздался испуганный крик за спиной Онодэры. — Вон там… впереди… за туманом… огонь! Смотрите…
В глубине уже ставшего темно-серым тумана алым пятном проступило пламя. Раздался грохот. Появилось еще одно алое пятно, чуть пониже первого. Небо, до сих пор светлое, стало темнеть на глазах, словно заливаясь тушью. Сыпавшиеся кругом камни уже не были обычными камнями обвала, а раскаленными красно-рыжими продуктами вулканического извержения.
«Вот в чем дело… — скрипнув зубами, подумал Онодэра и окинул взглядом язычки пламени, мелькавшие, словно адский огонь, за темно-серым туманом. Да, запах серы все-таки шел не с горной гряды Усиро-Татэяма, а от горы Тогакуси…
— Что будем делать, старший?! — донесся по-детски пронзительный голос сквозь начавший падать горячий пепел…
Тридцатого апреля в восемь часов три минуты от вулканического взрыва взлетела в воздух вершина горы Таканума на горной гряде Тогакуси, а затем — вдоль притока реки Итои, на отрезке между западным склоном вершины Дзидзо и горной железнодорожной линией — образовалось двенадцать взрывных кратеров, и началось извержение западного склона горы Тогакуси.
Часть седьмая.
Гибель Дракона
1
На восточном конце Евразии, занимающей половину северного полушария, умирал Дракон.
Дракон корчился в жестоких судорогах. Его тело — изогнутое, словно в погоне за шаром, с задорно поднятым хвостом — сейчас было охвачено огнем, окутано дымом. Его крепкий хребет, между шипами которого росли густые зеленые леса, растрескался, и из этих ран, пульсируя, била горячая кровь. Из глубин Куросио, ласкавшего его с древнейших времен, выглянула смерть и с хищностью голодной акулы своими страшными зубами вгрызлась в его бок. Она отрывала кусок за куском, и живое, кровоточащее мясо исчезало в ее ненасытной утробе — в беспредельной пучине океана.
На южной стороне Центрального тектонического района южные половины Кюсю, Сикоку и полуострова Кии были уже отодраны от тела Дракона и большей частью поглощены морем. В краях Канто и Тохоку широкая полоса воды отделила полуостров Бофуса от Хонсю, его выступающая в океан часть погрузилась более чем на десять метров, а побережье Рикутю тоже нырнуло в Тихий океан, переместившись на двадцать с лишним метров. На Хоккайдо в Томакомай и Отару вошла морская вода, а полуострова Нэмуро и Сирэтоко, оторвавшись от суши, погрузились в море. Подобные же изменения происходили на островах на юго-западе Японии и на Окинаве; нескольких островов уже не стало.
За Драконом стоял невидимый гигант.
Четыре миллиона лет назад, когда на краю старого континента из посеянного семени народился Дракон-детеныш, где-то глубоко в недрах между ним и континентом появился слепой гигант, который начал выталкивать новорожденного в океан. Оторвавшись от матери-земли, плывя по бурным волнам, младенец рос и рос, все больше и больше возвышаясь над водой, и наконец превратился в могучего зрелого Дракона.
И вот сейчас слепой гигант, не перестававший все эти годы толкать Дракона, вдруг взбесился, сломал ему хребет, опрокинул и начал тянуть на дно. Всего за два-три года после начала катаклизма Японский архипелаг сдвинулся на несколько десятков километров на юго-юго-восток. Сила, толкавшая Японию со стороны Японского моря, проявлялась наиболее активно в центре Хонсю. Западная часть разлома передвинулась на тридцать километров, восточная — на двадцать к юго-юго-востоку, расстояние между устьями рек Тоекава и Ои в заливе Ацуми за какие-то несколько месяцев увеличилось больше, чем на два с половиной километра. На разодранной пополам земле целиком погрузились на дно города Тоехаси, Хамамацу и Какэ-гава, морская вода уже омывала подножия Южных и Центральных Японских Альп и, поднявшись против течения по реке Тэнрю, хлынула в котловину Ина, постепенно превращая ее в узкое, длинное озеро.
Период дождей начался не в июне, как обычно, а раньше, возможно из-за выделения огромных масс подземного тепла. В результате были почти полностью затоплены аллювиальные равнины вдоль Тихоокеанского побережья. Низменность Канто превратилась в мелкое море, теперь трехтысячетонные суда с пятиметровой осадкой могли доплыть до Такасаки, Татэбаяси и Фурукава. По низменности Ноби можно было доплыть до городов Гифу, Огаки и Тоета, по низменности Осаки — до города Киото, по низменности Тикуси — до Йосий префектуры Фукуока, а между городами Фукуока, Курумэ и Омута теперь было только водное сообщение. И в низменность Сэндая вода проникла до Хирайдзуми. На Хоккайдо воды Тихого океана, затопив низменность Кусиро, подошли к городам Обихиро и Сибэтя, и плоскогорье Консэн стало теперь морским побережьем.
Тяжко страдая, Дракон все же сопротивлялся бешеной силе, толкавшей его в спину и тянувшей на дно океана. В начале июня, четыре пятых его тела еще были над волнами и казалось, он делает все возможное, чтобы вырваться из ледяной руки смерти, протянутой к нему из тысячесаженной глубины. Каждый раз, когда Дракон с ревом бился в судорогах, изрыгая огонь, дым и раскаленную кровь, умирало бесчисленное множество живых творений, долгие годы обитавших в чешуе на его спине. Какой-то части из них удавалось оставить тело хозяина, на котором они благополучно существовали сотни тысяч лет, и бежать далеко за моря. Особенно рвались прочь двуногие существа, которые сильно размножились в четвертичном периоде кайнозойской эры, а в последнее время стали проявлять невиданную активность — скоблили Дракону спину, сосали его кровь, дырявили его тело, наносили бесчисленное множество ран на мягкой коже его живота и горла. Из их колоний на теле Дракона тучами взлетали подобия крылатых насекомых, а от его боков
