общественными организациями, а также правительствами всех государств. Проходили митинги, начался сбор средств в пользу японских беженцев. Однако большинство людей проявляло лишь любопытство стороннего наблюдателя к трагическому спектаклю, происходившему в каком-то далеком уголке Дальнего Востока. В глубине души они испытывали сложные и противоречивые чувства: удовлетворение от того, что «это» произошло не на их земле, некоторое злорадство, что гибнет преуспевающая и процветающая страна, тревогу и неприятное предчувствие, что придется принять на постоянное жительство большое количество своеобразного энергичного и какого-то непонятного народа.
По большому счету, только сами действующие лица этой трагедии не жалея живота своего старались поелику возможно уменьшить потери. Спасательная служба Японии без сна и отдыха продолжала работы, словно в условиях катаклизма хотела сотворить новое «японское чудо». С приближением конца все больше становилось жертв среди сотрудников самой спасательной службы. Коммодор Гэрланд, командовавший американской морской пехотой, которая сотрудничала с ней, заявил с глубоким удивлением в телеинтервью:
— Все спасательные службы Японии — и государственные, и военные, и гражданские — проявляют поразительную храбрость. Их команды бросаются туда, куда не решаются ступить даже наши морские пехотинцы, побывавшие не в одном бою. Возможно, это естественно, когда речь идет о спасении жизней своих соотечественников. И все же порой отвага японцев граничит с безрассудством. Мы иногда говорим между собой, что, быть может, это от горя…
Потом коммодор добавил еще несколько слов, которые во время передачи были вырезаны:
— Я думаю, что все японцы — народ «камикадзе». Все без исключения — отважные воины… Даже молодое поколение, которое считается мягкотелым, внутри системы действует, ни в чем не отставая от старшего…
Идя навстречу приближающемуся с каждой минутой концу, Япония, казалось, бросала вызов самой природе, пытаясь сотворить «чудо». В каком-то смысле это чудо уже было сотворено. К началу июля в условиях непрекращающихся землетрясений, извержений и цунами было вывезено за пределы страны шестьдесят пять миллионов человек. По шестнадцать миллионов человек в месяц! Тому послужили и признанные во всем мире организаторские способности японцев, и оперативность объединения японских торговых фирм, сумевшего сделать практические выводы сразу, как только ими была получена от правительства секретная информация о катаклизме. Однако по мере роста разрушений и опускания почвы эффективность спасательных работ стала заметно падать. Пути сообщения, порты и аэродромы выходили из строя один за другим, сосредоточивать в определенных пунктах большое количество эвакуируемых и вывозить их в крупных масштабах практически сделалось невозможным. Приходилось собирать отдельные, маленькие группки отрезанных от всего мира людей.
К началу июля пригодным для эксплуатации остался только один аэропорт Титосе на Хоккайдо, но и его закрытие было лишь вопросом времени. Можно было еще как-то использовать аэродромы внутренних линий, расположенные сравнительно высоко над уровнем моря, как в Аомори, и гладкие, еще не затопленные степи.
Теперь главная роль в спасательных работах переходила к вертолетам и военным самолетам, способным совершать посадку и взлет с короткой пробежкой на неровной местности, и к десантным судам. В этой ситуации возможности советских транспортных авиагигантов оказались просто поразительными. Их посадочно-взлетная система была настолько мощной, что при полной загрузке горючего с расчетом на обратный полет они с легкостью совершали посадку в глубоких, с неровностями котловинах.
Комитет спасения Японии с помощью международных спасательных отрядов вел отчаянную борьбу, чтобы до конца июля эвакуировать до семидесяти миллионов человек. Число погибших и пропавших без вести после начала катаклизма уже превысило двенадцать миллионов человек. Сюда входили и те, кто погиб уже после посадки на самолет или судно. Количество жертв среди членов спасательных отрядов подходило к пяти тысячам. А на беспрестанно трясущихся раскалывающихся и тонущих островах оставалось еще более тридцати миллионов человек. Эти люди в ловушках глубоких котловин и окруженных водой прибрежных холмов, дрожа от ужаса, ждали своей очереди на спасение. Пытаясь спасти всех до последнего, национальные силы спасения, в которые входило три миллиона человек, начали последний смертельный бой с природой.
Но и в июле, и в августе число спасенных с каждым днем падало, а число жертв и среди спасателей, и среди оставшегося населения катастрофически увеличивалось. Членов спасательных отрядов валило с ног переутомление. С неба все время сыпался вулканический пепел, он покрывал города, поля, горы, проникал в дома, попадал в пищу, на постели, забивал носоглотку… А под мрачным, постоянно затянутым дымом извержения небом, среди серной вони, по дрожащей и гудящей земле метались спасатели. Они крутили рации, ругались между собой, выслушивали мольбы, просьбы, брань и проклятия людей, узнавали о все увеличивающемся числе жертв, получали противоречивые указания, что-то предпринимали на собственный страх и риск, не мылись, не брились, зачастую не успевали ни поесть, ни попить, спали по два-три часа в сутки, пристроившись в уголке трясущегося грузовика, на неудобном стуле или на усеянной камнями земле. Переутомление дошло до предела, нервы начинали сдавать. Спасателям стало казаться, что они бросают вызов чему-то абсолютно немыслимому, что среди разгула взбесившихся стихий все их усилия пропадут даром и в конце концов они, как и отрезанные от мира пострадавшие, окажутся погребенными под пеплом или погибнут в пучине все ближе подступающего моря… Их охватывало щемяще-тоскливое отчаяние…
И Катаоку мучили те же мысли, и его душу леденил тоскливый сквозняк, когда он вместе с двумя-тремя десятками людей ожидал спасательного судна в местечке со странным названием Ахокке, находившемся у восточного подножия горы Асафуса в четверти километра к северу от города Мито префектуры Ибараги. Город Мито уже полностью исчез под водой, море вплотную подступило к Ахокке, некогда возвышавшемуся над его уровнем на сто метров. Гребни холмов превратились теперь в мысы, под ними свинцовые волны лизали вершины деревьев. Жители центра города Мито, не погибшие во время землетрясения и хлынувшего вслед за ним цунами, бежали в окрестные горы. Кое-кто из них заблудился, отстал и не был во время вывезен; с группой таких людей сейчас и встретился Катаока. В районе Итикай море соединило верховья рек Нака и Кину, превратив гористую местность Цукуба в настоящий остров.
Группа Катаоки, состоявшая из трех человек, прибыла сюда не для спасательных работ. Дело в том, что над атомной электростанцией и исследовательским институтом ядерного топлива в местечке Токай, которые давно уже погрузились в море на несколько десятков метров, а предварительно были экранированы десятками тысяч тонн бетона, обнаружилась повышенная радиоактивность. Возникла опасность загрязнения океана отходами ядерного топлива, и группа Катаоки на гидроплане сил самообороны прибыли в этот район, чтобы уточнить положение. Катаока, умевший нырять с аквалангом, принял участие в обследовании. Тревога оказалась напрасной: очевидно, просто произошла некоторая уточка радиоактивных веществ при погружении. Когда проверка была окончена и все вернулись в надувную лодку, налетело цунами.
Гидроплан при приближении цунами попытался взлететь, но сразу не завелся левый двигатель, и хлынувшая волна опрокинула машину. Надувную лодку, в которой находились Катаока с товарищами, цунами понесло на своем хребте далеко во внутренние районы бывшей суши. В конце концов она зацепилась за торчавшие из воды верхушки затонувшего леса. При этом одного члена экспедиции унесло отступающей волной. Оставшиеся в живых, совершенно измученные люди наконец добрались до твердой земли и увидели, что находятся у подножия горы Асафуса.
Беженцы, нашедшие временный приют в Ахокке, завидев группу, бросились ей навстречу с криками радости, приняв потерпевших за спасательный отряд. Но когда выяснилось истинное положение вещей, люди еще больше пали духом.
— У вас этой самой… рации нету? — спросил Катаоку человек лет за шестьдесят с простым открытым лицом и полными мольбы глазами. — Мы все время тут жжем костер, вроде сигнал подаем… Но небо-то все в пепле, ничего не видать, самолеты нас не замечают.
— Рация-то у нас есть, но очень слабенькая, да и в воду не раз падала, так что… — Катаока бессильно опустился на скалу. — В общем, конечно, попытаемся связаться…
— Мы просим вас!.. Очень просим, умоляем!.. — быстро заговорила морщинистая старуха, молитвенно сложив руки. — Мы уже больше десяти дней блуждаем по горе. А одному из младенцев худо… Вы хоть их спасите! Пожалуйста! Нам-то, старым, все едино, а вот молодых, детей, женщин… постарайтесь уж, спасите…
