— Вот оно как, — старик Ватари не отрывал взгляда от третьего конверта. — Такое мнение, значит, тоже появилось… Да…
— Может быть, именно в этом исключительность японского народа. У японцев может появиться такое мнение… — монах приподнял веки. Казалось, он убеждает самого себя.
— А вы все трое, прежде чем сделать такое заключение, подумали о своем возрасте? — старик острым взглядом скользнул по лицам собеседников.
— Как вам сказать… — пробормотал Фукухара, вновь оборачиваясь к раздвинутым седзи.
— Ханаэда, поди сюда, — сказал старик девушке, сидевшей у порога. — Прошу вас, полюбуйтесь этим полным свежести и надежд созданием. Она еще не познала любви. О таких вот девушках вы подумали?.. Или, скажем, о детях?
— Как вам сказать… — повторил Фукухара.
Куниэда даже не заметил, что его руки, лежавшие на коленях, стали мокрыми и сжались в кулаки. Его бил озноб. Эти ученые, они что — звери…
— Как бы то ни было, это крайняя точка зрения… — монах опять прикрыл веки. — Для нас это своего рода исходная позиция, отталкиваясь от которой можно продумывать различные варианты…
— Да, исходная позиция… Она гласит: ничего не искать, ничего не требовать от мира, от других стран… Япония может надеяться только на Японию… — голос профессора стал совсем безжизненным. — Мир еще не устроен, чтобы Япония могла у него что-либо требовать. Человеческое общество на нашей планете еще не обеспечивает гражданину любой страны право жить в любом государстве. И надо полагать, что такое положение вещей сохранится довольно долго. Это исходный момент. Японскому народу, потерявшему свою территорию, придется просить другие народы, чтобы его — из милости! — пустили в какой-нибудь закоулок. Однако, если просьбы будут отвергнуты, японцы не должны настаивать. А если они все же где-то устроятся, то будут жить, рассчитывая только на себя…
— Декларация прав человека… — вмешался, не выдержав, Куниэда, — …гарантирует право на жизнь любому человеку, если он… любое правительство…
— Декларация есть декларация… — почти беззвучно пробормотал профессор Фукухара. — А такого права, на котором мог бы настаивать один человек перед всем человечеством, к сожалению, нет, оно еще даже не сформулировано. Ведь и с тех пор, как в каждой стране были закреплены законом права и обязанности граждан и правительства, прошло совсем немного времени…
— Если даже мы выживем, потомкам… им придется страдать… — тихо кивая сказал старик. — В любом случае, захотят ли они оставаться японцами или не захотят… Поведение японцев будет регламентироваться не Японией, а внешним миром… Было бы легче, если бы исчезло само понятие «Япония»… Японцы превратились бы просто в людей… Но этого не получится… Ибо культура и язык — историческая «карма»… Если бы и Япония как государство, и народ ее, и культура, и история сгинули бы разом, было бы по-своему хорошо… Но японцы все еще молодой народ, волевой народ, его «карма» жить еще не кончилась…
— Э-э, простите… — сказал до сих пор молчавший помощник. — Если позволите, нельзя ли господам ученым отдохнуть? Ведь они совсем не спали все это время…
— Куниэда, конверты… — старик кивнул девушке. — Благодарю вас! Отдыхайте, пожалуйста.
Девушка с Куниэдой помогли старику пересесть в кресло-каталку, остальные трое не шелохнулись.
— Сразу отправитесь в Токио? — спросил Куниэда, толкая кресло. — Хорошо бы взять с собой и господ ученых. Машины есть. А здесь, думаю, оставаться опасно…
— Ханаэда, — властно сказал старик, обернувшись к девушке. — Немедленно вызовите врача. Пусть осмотрит ученых.
Ватари решил не теряя ни минуты отправиться с бумагами в Токио, оставив для гостей две машины. Когда Куниэда, собравшись в дорогу, подвез кресло-каталку со стариком к машине, с неба посыпал колючий снег. Открыв дверцу «мерседеса-600», сделанного по спецзаказу, и спустив трап, он хотел было погрузить кресло, как вдруг раздался оглушительный грохот. Куниэда обернулся. Со склона Фудзи, недалеко от вершины, поднимался дым.
— Это кратер Хоэй, — спокойно произнес старик. — Судя по дыму, ничего страшного, во всяком случае пока…
Сзади послышались торопливые шаги. К машине подбежала бледная как полотно Ханаэда.
— Дедушка… — она закрыла лицо руками, — Фукухара-сенсей…
— Что?!
Куниэда испуганно обернулся к дому. Оттуда медленно шел монах. Вытащив из рукава-кармана кимоно четки, он молитвенно сложил ладони.
— Кресло, — сказал старик Куниэде, который еще не погрузил его в машину. — Ханаэда, немедленно сообщи семье сэнсэя. Тацуно-сан, прошу вас, позаботьтесь обо всем.
Монах, которого назвали Тацуно, все так же держа руки, поклонился.
Со стороны Фудзи опять послышался грохот. С легким шуршанием начал падать пепел.
6
На Кансае, куда Онодэра приехал после долгого отсутствия, по сравнению с Токио было относительно спокойно. Перед посадкой в Итами транспортный самолет сил самообороны сделал круг над Осакой. В панораме раскинувшегося внизу города Онодэра почувствовал какие-то изменения. В чем дело, он понял позже, после разговора с братом по пути из крематория Нада.
— Знаешь, я, пожалуй, переменю работу… — сказал ему старший брат. — На Кансае почти все проектные работы приостановлены или вовсе прекращены. Я тоже могу оказаться не у дел.
— Но почему? — удивился Онодэра. — Как же так, из-за землетрясения в Канто прекращаются работы на Кансае?!
— А ты не знаешь? В последнее время здесь происходит сильнейшее опускание почвы, — брат скрестил на груди руки. — Правда, началось это не сегодня, но сейчас темпы возросли. Кое-где почва опускается на два сантиметра в день…
— В самом деле? — рассеянно пробормотал Онодэра и подумал, что в последнее время он лучше знает, что творится на дне океана, чем на суше.
— Да. И так уже с год. Причем происходит это не местами, а повсюду. Кажется, что опускается вся земля. Очень странное впечатление… Будто Западная Япония начинает медленно тонуть. Создалась опасность для засыпанных участков у моря Хансин и для побережья Осакского залива. Проводятся срочные работы по укреплению береговых дамб. Но за опусканием не угнаться — у берега оно идет со скоростью десять сантиметров в день… За десять дней целый метр! Представляешь себе? Ученые, правда, говорят, что так долго не может продолжаться…
Онодэра почувствовал, как ногти впились в ладони. Структура основания западной и восточной частей Японского архипелага различна, следовательно, различным должен быть и характер изменений. Но то, что Западная Япония так же, как и вся…
— Давайте в аэропорт, — сказал брат шоферу. — Там у фирмы есть вертолет. Покажу тебе сверху, что происходит.
— Послушай, — повернулась к ним сидевшая рядом с шофером жена брата. — Может быть, не сегодня?
— Ничего. Церемония получения праха состоится завтра утром. Ты поедешь домой и всем распорядишься… Мы скоро вернемся.
Скоростные хайвеи Хансин, Медзин и Осака были еще в порядке, так что до аэропорта они добрались быстро. Брат из машины по радиотелефону попросил подготовить вертолет, поэтому по прибытии они сразу же поднялись в воздух.
Сверху хорошо было видно наступление моря на побережье Осакского залива. Часть побережья и осушенные земли Хансина уже были залиты водой, исключение составляли лишь участки, защищенные волнорезами и срочно сооруженными дамбами. Район Сакай, самый близкий к морю, тоже был частично затоплен. Скрылся под водой и вновь стал болотом участок, осушенный было и подготовленный для расширения нового аэропорта Кансай. От него далеко в открытое море тянулся мутный поток.
Море стремилось взять обратно, слизнуть своим огромным языком земли, некогда отвоеванные у него человеком.
В устьях рек повысился уровень прилива. В воде, постепенно разрушаясь, стояли брошенные заводы,
