Мариниными-лудлами-стивенкингами-всезнайскими-крайтонами, выбирающимися за пределы комфортных подмосковных дач и лонг-айлендских вилл лишь для того, чтобы покопаться в ближайших милицейско-полицеских архивах на предмет свеженького сюжетца?
А как вам понравится такая вот биография:
— Родился в 1952 году в Мельбурне, Австралия
— Соучредитель Анархистской партии народного освобождения, 1969
— Активист движения строительных профсоюзов, 1972
— Соучредитель Австралийского движения за независимость и Объединённого фронта против фашизма, 1973
— Председатель студенческого совета Мельбурнского университета, 1974
— Развод с женой, запрет суда на свидания с дочерью, пристрастие к героину, 1976
— Серия вооруженных ограблений (с игрушечным пистолетом), 1977
— Поимка, суд, 19-летний срок и тюрьма, 1978
— Побег из тюрьмы максимальной безопасности Пентридж, 1980
— С помощью банды байкеров и революционного молодежного движения выезжает в Новую Зеландию по поддельному паспорту, 1980
— Участие в кампании по сохранению священной горы маори Маунгахиха, 1981
— Дважды скрывается после ареста в Новой Зеландии, конец 1981
— Прибывает в Бомбей, Индия, 1982
— Живет полгода в деревне (штат Махараштра), где изучает язык маратхи
— Живет в трущобах Бомбея, учреждает бесплатную клинику для обитателей трущоб и управляет ею
— Попадает в индийскую тюрьму на 4 месяца
— Рекрутируется бомбейской мафией, проходит обучение по валютным махинациям, контрабанде оружием и поддельными паспортами
— Участие в боевых действиях на стороне афганских муджахеддинов
— Боевое ранение, эвакуация в Пакистан, выздоровление в больнице и возвращение в Бомбей
— Назначается руководителем мафиозного подразделения, ответственного за изготовление поддельных документов
— Начинает писать короткие повести, которые публикуются в периодической печати
— Доставка подложных паспортов в Нигерию, Заир, Ирак, Иран, Маврикий и Шри Ланку
— Учреждает кастинговое агентство для статистов-иностранцев, снимающихся в Болливуде, сам участвует в съемках
— Приезжает в Германию, работает певцом, создает рок группу, подписывает контракт со студией звукозаписи
— Выслеживается Интерполом, бежит из-под ареста в Швейцарию, затем Италию и возвращается в Индию
— Снимается в фильмах Болливуда и телевизионных постановках, учреждает туристическое агентство в Бомбее
— Поставляет поддельные паспорта в Швейцарию, Бельгию, Нигерию, Заир, Маврикий и т. д.
— Разрывает отношения с бомбейской мафией и занимается самостоятельными поставками наркотиков в Европу
— Арест во Франкфурте в 1990 году, заключение в тюрьму вместе с группой террористов 1990-1991
— Самостоятельно обучается читать и писать по-немецки, экстрадирован в Австралию, конец 1991
— Проводит два года в одиночной камере, а затем ещё 4 года в тюрьме общего режима, приступает к написанию романа, 1991-1997
— Разрабатывает собственную оригинальную философскую и космологическую теорию (т. н. Resolution Theory)
— Освобожден из тюрьмы, окончание условно-досрочного освобождения, 2002
— Продает права на издание «Шантарам» в США (St. Martin’s Press) и Великобритании (TimeWarner Books UK)
— Издание «Шантарам» в Австралии, 2003
— Путешествует по Австралии, Новой Зеландии, Европе, Великобритании, Ирландии, Гонконгу, 2004
— Продает за 2,5 миллиона долларов права на съёмку фильма Джонни Деппу и студии Warner Brothers, октябрь 2004
— Продает права на итальянский перевод книги, октябрь 2004
— Приступает к созданию сценария для киноверсии «Шантарам», октябрь 2004
Вот он — фантастический, удивительный, недосягаемый, гармоничный и гениальный Грегори Дэвид Робертс:
Не знаю, удалось ли мне подарить читателям образ нового Че Гевары, однако для себя лично в этом человеке я нашёл уникальный и недосягаемый архетип художника-деятеля. Не теоретика-доходягу, покуривающего трубочку, завернутого в пледик и покачивающегося в креслице-качалке на съёмной московской квартирульке, и не толстопузого сибарита-полуйога-полувегетарианца, нежащегося на гоанском солнышке, а то, что называется REAL THING. И знаете, почему?
Если бы Грег Робертс заканчивался одними своими анархо-криминальными похождениями, то взгляд бы мой на нём не остановился! Сколько их бродит по свету — урок бесталанных. Ан нет! Робертс написал «Шантарам» языком Хэмингуэя и Стейнбека. В некоторых местах роман достигает головокружительных глубин Фолкнера. А продуманность сюжета, точность описаний и наблюдений, искренность передачи чувств, чистота мысли вообще роднит австралийца с вершинами классической литературы XIX века (мне показалось, что ближе всего — к Теккерею и Достоевскому).
Короче, «Шантарам» — это не просто шедевр, а однозначный must read, обладающий потенциалом перевернуть все представления читателя о том, что такое современный тотальный роман.
Наконец, последнее. У Робертса есть целый букет стилистических приёмов, которые доставляют изысканное удовольствие парадоксальной динамикой чувств и мыслей. Писатель не стесняется признаваться в переменчивости своих впечатлений и оценок и при этом он удивительно тонко мотивирует свою ментальную лабильность (кто бы сомневался, что Старому Голубятнику особенно приглянется эта черта Робертса!). В качестве иллюстрации этой лабильности привожу отрывок из самой первой главы книги, в которой герой романа описывает впечатления от первого знакомства с бомбейскими трущобами (цитирую по только-только увидевшей свет публикации в издательстве «Азбука», 2010):
'Поначалу в город вела широкая современная магистраль, обсаженная деревьями и кустами. Это напоминало чистенький благоустроенный пейзаж вокруг международного аэропорта в моем родном Мельбурне. Убаюканный и ублаготворенный этим сходством, я был ошеломлён, когда дорога внезапно сузилась до предела, — можно было подумать, что этот контраст задуман специально для того, чтобы поразить приезжего. Несколько полос движения слились в одну, деревья исчезли, и вместо них по обеим сторонам дороги появились трущобы, при виде которых у меня кошки заскребли на сердце. Целые акры трущоб уходили вдаль волнистыми черно-коричневыми дюнами, исчезая на горизонте в жарком мареве. Жалкие лачуги были сооружены из бамбуковых шестов, тростниковых циновок, обрезков пластмассы, бумаги, тряпья. Они прижимались вплотную друг к другу; кое-где между ними извивались узкие проходы. На всём раскинувшемся перед нами пространстве не было видно ни одного строения, которое превышало бы рост человека.
Казалось невероятным, что современный аэропорт с толпой обеспеченных целеустремленных туристов находится всего в нескольких километрах от этой юдоли разбитых и развеянных по ветру чаяний. Первое, что пришло мне в голову, — где‑то произошла страшная катастрофа, и это лагерь, в котором нашли временное пристанище уцелевшие. Месяцы спустя я понял, что жителей трущоб и вправду можно считать уцелевшими — их согнали сюда из их деревень нищета, голод, массовые убийства. Каждую неделю в город прибывали пять тысяч беженцев, и так неделя за неделей, год за годом.
По мере того как счетчик водителя накручивал километры, сотни обитателей трущоб становились тысячами и десятками тысяч, и меня буквально крючило внутри. Я стыдился своего здоровья, денег в карманах. Если вы в принципе способны чувствовать такие вещи, то первое неожиданное столкновение с людьми, отверженными миром, будет для вас мучительным обвинением. Я грабил банки и промышлял наркотиками, тюремщики избивали меня так, что кости трещали. В меня не раз всаживали нож, и я всаживал нож в ответ. Я убежал из тюрьмы с крутыми порядками и парнями, перебравшись через крутую стену в самом видном месте. Тем не менее, это распахнувшееся до самого горизонта море людского страдания резануло меня по глазам. Я словно напоролся на нож.
Тлеющее внутри меня чувство стыда и вины всё больше разгоралось, заставляя сжимать кулаки из-за этой несправедливости: «Что это за правительство, — думал я, — что это за система, которая допускает такое?».
А трущобы всё тянулись и тянулись; изредка бросались в глаза составлявшие разительный контраст с ними процветающие предприятия и офисы, а также обшарпанные многоквартирные дома, заселенные теми, кто был чуть побогаче. Но за ними опять простирались трущобы, и их неизбывность вытравила из меня всякую почтительность перед чужой страной. Я с каким-то трепетом стал наблюдать за людьми, жившими в этих бесчисленных развалюхах. Вот женщина наклонилась, чтобы зачесать вперед чёрную атласную прядь волос. Ещё одна купала детей в медном тазу. Мужчина вёл трёх коз с красными ленточками, привязанными к ошейникам. Другой брился перед растрескавшимся зеркальцем. Повсюду играли дети. Люди тащили ведра с водой, ремонтировали одну из хижин. И все, на кого бы я ни посмотрел, улыбались и смеялись.
Автобус остановился, застряв в пробке, и совсем рядом с моим окном из хижины вышел мужчина. Это был европеец, такой же бледнокожий, как и туристы в нашем автобусе, только вся его одежда состояла из обернутого вокруг торса куска ткани, разрисованного розочками. Мужчина потянулся, зевнул и безотчетно почесал свой голый живот. От него веяло прямо-таки коровьей безмятежностью. Я позавидовал его умиротворённости, как и улыбкам, которыми его приветствовала группа людей, направлявшихся к дороге.
Автобус рывком тронулся с места, и мужчина остался позади. Но встреча с ним кардинально изменила мое восприятие окружающего. Он был таким же иностранцем, как и я, и это позволило мне представить самого себя в этом мире. То, что казалось мне абсолютно чуждым и странным, вдруг стало реальным, вполне возможным, и даже захватывающим. Теперь я видел, как трудолюбивы эти люди, сколько старания и энергии во всем, что они делают. Случайный взгляд в ту или иную хижину демонстрировал поразительную чистоту этих нищенских обиталищ: полы без единого пятнышка, блестящую металлическую посуду, составленную аккуратными горками. И наконец я обратил внимание на то, что должен был заметить с самого начала, — эти люди были удивительно красивы: женщины, обмотанные ярко‑алыми, голубыми и золотыми тканями, ходившие босиком среди этой тесноты и убожества с терпеливой, почти неземной грацией, белозубые мужчины с миндалевидными глазами и веселые дружелюбные дети с худенькими руками и ногами. Старшие играли вместе с малышами, у многих на коленях сидели их маленькие братья и сестры. И впервые за последние полчаса я улыбнулся'.
