Баркера, а где человека, пробравшегося в дом.
— Конечно, сэр. Могу сказать, что подошвы туфель мистера Баркера, я заметил, были измазаны кровью. Да и мои тоже.
— Вполне естественно, учитывая, что тогда было в кабинете. Хорошо, Эймс, мы позвоним, если вы нам еще понадобитесь.
Мы вернулись в кабинет. По пути Холмс захватил из холла стоявшую там пару мягких домашних туфель. Как справедливо отметил Эймс, подошвы были черны от крови.
— Странно, — пробормотал Холмс, поднеся их к окну и пристально разглядывая. — В высшей степени странно.
Быстрым кошачьим движением наклонился и поставил туфлю на кровавый отпечаток на подоконнике. След и подошва полностью совпали. Холмс, ничего не говоря, с торжествующей улыбкой оглянулся на коллег.
Инспектор пришел в страшное возбуждение. И заговорил, торопясь и волнуясь, отчего его шотландский выговор сразу стал заметнее, жесткий и резкий, как удар палкой по штакетнику:
— Да тут и сомнений быть не может! Это нога Баркера. Видите, какой широкий след? Шлепанцы ведь просторнее, сапоги гораздо уже. Помните, вы еще сказали «лапа»? Теперь понятно, откуда такая лапа. Но что сие означает, мистер Холмс?
— М-да, что это означает? — в задумчивости повторил мой друг.
Уайт-Мейсон, посмеиваясь и потирая руки от наплыва профессиональной гордости, сказал:
— Говорил я вам, что дело это необычайное? Вот видите!
Глава 6
Первые проблески
Трое сыщиков остались в Мэнор-хаусе уточнять всякие мелкие детали, а я отправился к нашему скромному пристанищу в деревенской гостинице. Я шел через живописный старинный сад среди вековых тисов, которым стрижкой были приданы разнообразные фантастические формы. Просторная лужайка с солнечными часами посредине была окружена живой изгородью — мирная, покойная картина, такая благодатная для раздраженных нервов.
Только здесь, в тишине, можно было на какое-то время забыть о полутемной комнате с распростертым на полу окровавленным мертвым телом. Но когда я обходил лужайку, стараясь впитать душой умиротворяющие веяния природы, случилось странное происшествие, вернувшее мои мысли к трагедии Мэнор-хауса и оставившее камень у меня на сердце.
Как я упомянул, в саду росли причудливые тисы, чем дальше от дома, тем гуще, постепенно превращавшиеся в плотную живую изгородь, за которой, скрытая от глаз со стороны дома, стояла каменная скамья. Идя вдоль живой изгороди, я услышал голоса, сначала низкий мужской голос, потом в ответ прозвучал легкий женский смешок. Еще несколько шагов, изгородь кончилась, и я увидел скамью, а на ней миссис Дуглас и Баркера, увидел раньше, чем они заметили мое присутствие. Ее вид меня потряс. В столовой, разговаривая с нами, она казалась сдержанной и скромной. Теперь же она сбросила маску скорби, глаза сияли радостью жизни, губы улыбались какой-то шутке собеседника. А он сидел, уперев локти в колени и соединив ладони на уровне красивого, мужественного лица, и улыбался ей в ответ. В следующую секунду — но с опозданием как раз на эту секунду — они заметили меня и, снова приняв скорбный вид, быстро обменялись какими-то репликами, Баркер встал и пошел мне навстречу.
— Прошу прощения, сэр, я говорю с доктором Ватсоном?
Я поклонился, но холодно; полагаю, моя холодность ясно показала, какое они произвели на меня впечатление.
— Мы так и подумали, что это вы, ведь ваша дружба с мистером Шерлоком Холмсом всем известна. Не соблаговолите ли подойти к миссис Дуглас, она хочет вам что-то сказать.
Я с хмурым видом последовал за ним. Перед глазами еще стояла страшная картина — окровавленный труп на полу кабинета. И вот, прошло всего каких-то несколько часов после трагедии, а жена и лучший друг весело смеются, спрятавшись за кустами в саду, который прежде принадлежал убитому. Я сдержанно поклонился вдове. В столовой я всей душой разделял ее горе. А теперь встретил ее жалобный взгляд безо всякого сострадания.
— Боюсь, вы считаете меня бессердечной? — произнесла она.
Я пожал плечами.
— Помилуйте, это меня не касается.
— Может быть, со временем вы поймете… Если бы вы только знали…
— Доктору Ватсону нет нужды ничего знать, — вмешался Баркер. — Как он сам сейчас заметил, его это ни в коей мере не касается.
— Совершенно верно, — подтвердил я. — С вашего позволения, я хотел бы откланяться.
— Одну минутку, доктор Ватсон! — жалобным голосом позвала меня миссис Дуглас. — Есть один вопрос, ответ на который надежнее всего получить от вас. А для меня это может иметь большое значение. Вы лучше, чем кто-либо, знаете мистера Холмса и каковы его взаимоотношения с полицией. Если ему будет доверен некий секрет, обязан ли он непременно передать его полицейским детективам?
— Вот именно, — горячо подхватил Баркер. — Он сам себе господин или полностью заодно с ними?
— Не думаю, что я вправе обсуждать такие темы.
— Но я прошу… я умоляю вас, доктор Ватсон! Поверьте, вы очень поможете нам… мне… если разъясните истинное положение дел.
В голосе ее звучала такая искренность, что на минуту я забыл про то, что видел, и у меня осталось одно желание — выполнить ее просьбу.
— Мистер Холмс — независимый следователь, — ответил я. — Он сам себе хозяин и поступает так, как считает нужным. Однако, естественно, он имеет обязательства перед детективами, которые расследуют дело, и не станет скрывать от них ничего, что поможет привести преступника на скамью подсудимых. Больше мне нечего вам сказать, за прочими сведениями могу только адресовать вас к самому мистеру Холмсу.
С этими словами я приподнял шляпу и пошел дальше своей дорогой, а они остались сидеть на скамье за живой изгородью. Сворачивая из-за кустов на аллею, я обернулся и увидел, что они серьезно что-то обсуждают, а так как при этом они смотрели мне вслед, было ясно, что предметом обсуждения служил наш разговор.
— Зачем мне нужны их секреты? — отмахнулся Холмс, когда я рассказал ему об этой встрече. Он провел весь день в Мэнор-хаусе, совещаясь с коллегами, и вернулся в гостиницу только к пятичасовому чаю, зверски проголодавшийся. — Не желаю слышать никаких признаний, Ватсон, от них одни неудобства, если дойдет до ареста за убийство с заранее обдуманными намерениями.
— Вы полагаете, что идет к этому?
Он был в исключительно веселом, добродушном настроении.
— Мой дорогой Ватсон, дайте только доем четвертое яйцо, и я изложу вам положение дел на данный момент. Не хочу сказать, что мы разобрались во всем полностью, до этого еще далеко, но когда удастся найти вторую гантель…
— Гантель?!
— Господи, Ватсон, неужели вы до сих пор не поняли, что решающим обстоятельством во всем этом деле является недостающая гантель? Ну, ну, не огорчайтесь, ведь, между нами говоря, по-моему, ни инспектор Мак, ни местное светило криминалистики так еще и не осознали роль этой маленькой подробности. Одна гантель, Ватсон! Представляете себе упражнения с одной гантелью? Какие из этого могут последовать неприятности: одностороннее развитие мускулатуры, опасность искривления позвоночника. Ужасно, Ватсон, просто кошмар какой-то!
Холмс жевал поджаренный хлебец и с озорным блеском в глазах поглядывал на меня, упиваясь моим
