Наконец, под подозрительными взглядами двух ободранных старух-попрошаек, Леонтиск пересек влажную мостовую и спустился по трем ступенькам к двери мастерской, традиционно украшенной молотом и шлемом. Из глубины кузницы раздавалась разноголосица ударов металла о металл и ритмичное урчание мехов. В ноздри дохнуло тяжелой смесью едкой гари и кислого человеческого пота.
Остановившись на пороге, Леонтиск попытался сориентироваться, пока его глаза привыкали к сумраку.
– Приветствую тебя, Клитарх, сын Менапия! – преувеличенно-серьезно обратился он к ближайшему из замеченных обитателей кузницы.
Чумазый отрок годков десяти, выстраивавший в углу пирамиду из прямоугольных медных криц, глянув на Леонтиска, неторопливо повернул голову и с хрипотцой крикнул, пытаясь перекрыть металлический гвалт:
– Оте-е-ец!
– Чего тебе, Кли? – неожиданно скоро донесся отклик, тут же заглушенный протестующим шипением воды, в которую опустили раскаленную заготовку.
– К тебе опять волосатый дядька, иноземец… – малец, ничуть не смущаясь присутствием Леонтиска, закончил фразу соленым солдатским эпитетом, означающим объект, с которым совершено половое сношение. Леонтиск только примерился, чтобы дать сопляку щелбан, как из соседнего помещения проворно выскочил пожилой муж в линялом кожаном фартуке, на ходу стягивавший толстые дымящиеся рукавицы. Седая, начавшая лысеть голова этого человека разительно контрастировала с тугими, выпирающими мышцами его рук и груди, которым позавидовал бы любой молодой атлет.
– Великая Мать, Леонтиск! – радостно осклабившись, сипло пропел кузнец, бросаясь навстречу гостю. – Ах ты, маленький засранец! (Это уже относилось к засверкавшему глазенками сыну.) Ну, ты у меня получишь, собачья отрыжка! Брысь, иди помоги брату!
Широкая ладонь отца ловко отвесила затрещину попытавшемуся проскочить мимо сорванцу. Тот, впрочем, снес это с ухмылкой, которой было далеко до покаянной.
– Совсем обнаглел, щенок, – поворачиваясь к гостю, проговорил кузнец. – Давно плети не нюхал! Это ж надо – назвать сына стратега «иноземцем»!
Леонтиск примиряюще положил ладонь на покатое плечо мастера.
– Не кипятись, старина Менапий! В этом-то твой отпрыск прав – за годы, проведенные в Спарте, я действительно подзабыл и привычки в одежде, и манеру следить за собой, свойственные афинянам. Но в Спарте (чуть не сказал – у нас в Спарте) длинные волосы – это знак достоинства и заслуг воина, за прической тщательно следят и полководцы, и цари…
– Воистину, так и было в старые времена, – согласно покивал лысоватой головой Менапий. – Да только сейчас какие воинские заслуги, у нас, эллинов, Леонтиск? Кто нам даст проявить свою доблесть? И-эх!
С досадой махнув рукой, старый кузнец добавил уже тише:
– Эти македошки с римлянами совсем уже на шею сели, чтоб их чума заела…
Леонтиск сразу посерьезнел.
– Кстати, старина Менапий, я к тебе не просто поболтать, а по делу. По делу важному, клянусь Меднодомной Афиной. И для чужих ушей не предназначенному…
Леонтиск покосился на группу подмастерьев, работавших неподалеку у горна. Конечно, вряд ли кто-то из них был фискалом архонта или кого-либо из городских стратегов, но все же, все же… Мерзкая роль, предложенная ему отцом (заговорщиком!), потрясла молодого воина, и сейчас он был подозрителен, как никогда.
В знак понимания кузнец слегка кивнул, прикрыв веками глаза.
– Пройдем за мной, – произнес он и торопливой, семенящей походкой поспешил к лестнице, ведшей на второй этаж. Леонтиск не смог сдержать улыбки. «Ему б еще хромоту, нашему доброму оружейнику – и был бы вылитый Гефест, каким его описал Гомер!» – с теплотой подумал он, поднимаясь за кузнецом наверх, в жилые помещения.
– Сюда, – Менапий подождал, пока Леонтиск, наклонившись, пройдет в комнату и затворил за ним тяжелую, добротную дверь. Они оказались в оружейной. Стены помещения были увешаны самыми разнообразными образцами холодного оружия и круглыми, превосходной работы, бронзовыми щитами.
– Здесь можно говорить спокойно, – Менапий встал у выходящего на улицу окна и сложив ручищи на груди, выжидающе посмотрел на молодого воина. – Стены в два локтя толщиной. Сам строил.
Леонтиск на мгновенье замешкался. Его охватили сомнения – имел ли он право вовлекать в начавшуюся очень опасную, как он предполагал, игру совершенно посторонних людей?
– Леонтиск, прошу тебя, говори, – глядя ему прямо в глаза, потребовал кузнец. – Полагаю, случилось нечто серьезное, если тебе потребовалась помощь кузнеца Менапия. Проси о чем угодно, и это будет выполнено – я не забыл, чем обязана тебе наша семья!
Леонтиск поморщился.
– Я оказался в щекотливой ситуации, старина кузнец, и действительно нуждаюсь в помощи. Но не думай, что я явился напомнить тебе о неком долге, или что-то в этом роде. Ничего ты мне не должен, клянусь Меднодомной Афиной!
Кузнец протестующе выставил ладонь:
– Ты пришел к друзьям, Леонтиск, сын Никистрата. В чем твои затруднения?
Леонтиск почесал нос.
– Мне нужно быстро и тайно отправить послание в Лакедемон. О чем идет в нем речь и почему я не могу воспользоваться услугами людей отца, тебе, клянусь богами, лучше не знать, добрый Менапий.
Кузнец закивал головой, подтверждая, что не собирается совать нос не в свое дело.
