– Но я действительно очень тороплюсь, – похоже, афинянин не знал, уместно ли будет сказать Ипполиту, что он торопится как раз на свиданье с его сестрой. Не будет ли это выглядеть оскорбительно? Бес их поймет, этих спартанцев!
– Только один кувшин! – горячо воскликнул Ипполит, хватая его за руку и делая шаг в сторону раскрытых дверей ближайшего трактира. – Один! Клянусь яйцами царского жеребца, мы тебя надолго не задержим! Ну, не обижай!
– Хорошо, но только один, – сдался «Пилон». Ипполит незаметно выдохнул: он надеялся, что «спутники» спартанского царевича, новые товарищи чужеземца, рассказали ему не одну историю о том, как в Спарте братья мстят за бесчестье сестры. После этих рассказов поневоле согласишься, что кувшин вина – невеликая плата за мир. Похоже, расчет оказался верным.
– Идем, идем, – обняв афинянина за плечи, закивал Ипполит, обменявшись с громилой Харилаем долгим взглядом.
Сестер Арсиона увидела издали – их нарядные одежды выделялись белыми пятнами на фоне ржавого мрамора одного из самых старых спартанских храмов. Чувствуя прилив злой решимости, мечница направилась прямиком к ним.
Младшая, кажется, ее имя Софилла, стояла к Арсионе спиной и что-то весело рассказывала сестре, время от времени прерывая повествование мелодичным, словно звон колокольчика, смехом. Приблизившись, воительница резко крутанула ее за плечо, разворачивая к себе:
– Вот ты, сучка, которая заманивает чужих мужчин!
Сестры, как по команде, широко раскрыли глаза. Арсиону в городе знал каждый.
– Ты, кажется, ошиблась… госпожа Арсиона, – пролепетала бедная Софилла.
«Ага, как же, ты, маленькая шлюха!»
– Так это не ты встречаешься с афинянином Пилоном, мерзавка? – искусственной злостью Арсиона пыталась побороть снедавший ее стыд. Хвала богам, на площади перед храмом было, по обыкновению, немного горожан, и никто из них вроде бы не обращал внимания на троицу беседующих женщин.
– Встречаешься с ним или нет, говори!
Софилла опустила голову: отпираться было бесполезно. Хотя бы потому, что сам Пилон вот-вот должен был появиться на этом месте.
– Но, госпожа Арсиона, – попыталась защитить сестру Коронида. – Позволь, мы не знали…
– Заткнись, ты что орешь, сука? – зашипела на нее мечница. Оглянулась, как будто опасаясь, что их подслушают, затем велела:
– Идите за мной. Пощебечем, – и направилась по дорожке, огибающей заросший кустарником двор храма и уводящей в спускавшийся с Лимнеона прозрачный зимний лес. Девушки, как загипнотизированные, двинулись за ней.
На всякий случай Арсиона завела их подальше. По пути накручивала себя, потому что на самом деле не чувствовала к глупым простолюдинкам никакой злобы. А для того, что требовалось предпринять, злоба была необходима. По крайней мере, желательна.
Остановившись на полянке, образованной почти идеальным кольцом сосен и кипарисов, мечница резко выдохнула и повернулась к девушкам.
– Госпожа Арсиона, тут какая-то ошибка, – снова попыталась разрядить обстановку Коронида.
Не говоря ни слова, воительница изо всей силы ударила ее кулаком по щеке. Вскрикнув, Коронида упала на землю.
– Что ты делаешь? – возмущенно закричала Софилла, но следующий удар достался ей.
Это было легко: оцепеневшие от боли и страха, сестры и не думали о сопротивлении. Да и попробуй они сопротивляться, что они могли противопоставить тренированной, сильной как мужчина Палладе? Они рыдали и просили пощады, корчась под ее безжалостными ударами. Чтобы они не торопились выйти из леса, напоследок она размашистыми движениями разорвала их праздничные пеплосы. Платья были украшены вышивкой и бисером, наверное, девицы не одну неделю трудились над ними с иглой.
– Радуйтесь, что легко отделались, – рявкнула Арсиона на прощанье, огляделась – не видать ли Эвнома с его подчиненными, затем повернулась и быстро пошла к городу. Невысокая фигурка ожидала ее на условленном месте.
– Скажи парням, что могут отпустить афинянина, – велела мечница, критически оглядывая – не пострадала ли во время экзекуции? – свой диплон, позаимствованный в «Белой рыбе», где были оставлены белый панцирь и ножны со спатой.
Кивнув, Зик опрометью бросился по улице.
Ожидая афинянина под сенью портика старого храма, Арсиона поневоле припомнила их предыдущую встречу. Какой-то он странный, этот иноземец, и, похоже, в самом деле влюбился в нее по самую макушку. Это было необычно, приятно и льстило ее самолюбию. Мечница злилась на себя за эти чувства, пыталась избавиться от них, но женское начало, которое она всегда пыталась подавить, избрав путь воина, все же было слишком сильно в ней. Слишком давно никто в Спарте, опасаясь Леотихида, не смел так разговаривать с молодой амазонкой и… не только разговаривать. Что за морок тогда наслал он на нее, помутив на мгновенье рассудок? Сила ли это истинной любви или какая-то магия? Но если это истинная любовь… нет, не нужно об этом думать! Афинянин должен умереть, и умрет, что бы ему ни взбрендилось в его сумасшедшей голове, а она, Арсиона, выполнит то, что приказал ее возлюбленный лев. Ее единственный мужчина, стоящий всех остальных людей на земле, вместе взятых.
Когда мечница увидела Пилона, поднимающегося на холм Лимнеон по улице, ведущей к храму, она была уже спокойна и сосредоточена. Дождавшись, пока афинянин подойдет ближе, Арсиона выступила из-за колонн и направилась навстречу – стройная, грациозная, прекрасная как живое воплощение богини, владычицы старинного храма. А солнечные лучи, запутавшись в волосах девушки, создавали вокруг ее головы сияющий ореол.
Эффект, разумеется, не подвел ожиданий. Иноземец, оглядывавшийся в поисках приятеля и девиц, моментально перестал вертеть головой, уставившись на нее с нескрываемым восхищением.
