потесниться, до сих пор громко выражали свое раздражение и выясняли отношения… Харилай, шутник, предложил запереть девиц вместе с собаками, «сучек к сучкам», так он сказал. Придурок! Силы как у бизона, а мозги – с горошину! Девки-то – первый сорт, несмотря что из простых. Особенно старшая, черненькая. Какие губки, какие глазки! А дойки – ого-го!
Эвном почувствовал возбуждение. Эх, давно он не топтал свежую курочку! Вот бы вытащить эту черненькую, распластать на столе, да воткнуть по самые яйца. Но элименарх сказал, чтобы они были в «целости». А кто его знает, что он подразумевал под этой «целостью»? Он сегодня какой-то нервный, дерганый, сделаешь что не так, мигом задницу на ремни порежет. Или прикажет Палладе разобраться. Это еще хуже: она почему-то жутко не любит, когда они с ребятами кого-нито потыркивают. Вот курва: сама-то с элименархом, считай, каждый день такое устраивает, что позолота от панелей отваливается. Полиад, бедолага, ходит злой, как оса, все губы себе съел. Все знают, что он по ней засыхает, хотя вслух, конечно – молчок. Тоже, нашел, в кого врюхаться – в чокнутую ведьму со спатой! Не-ет, такая девица – только для Леотихида, они два сандалия пара. А он, Эвном, нормальный парень, и женщина ему нужна нормальная, без шалого блеска в глазах и всяких там остро оточенных железяк у пояса. Да вот хотя бы такая, как эта, черненькая. А, может, все-таки…
Эвном сплюнул на землю, грозно поглядел на егеря, тащившего через двор корзину с костями для собак, и вошел в дом. Ипполит и Харилай сидели в передней комнате, хлебали вино, закусывали вяленым мясом и чесали языками. Эвном заметил, что оба уже заметно навеселе: начав пить еще с иноземцем, которого должны были повязать Полиад с Арсионой, они изрядно добавили сейчас и в целом довольно успешно выдерживали традицию празднования Дионисий.
– А я ему говорю: я брат ее, ха-ха-ха! – зашелся Ипполит. – Сестренка, говорю, у нас, того, гулящая!
– А я – лоб ему надо пробить, и надо было! – с энтузиазмом поддержал Харилай, делая внушительный глоток из кубка. – О, эномотарх! Будешь?
Громила протянул замеченному начальнику кувшин.
– Давай, – кивнул Эвном. Принял сосуд, плеснул немного на пол – богам – и, поднеся край кувшина к губам, запрокинул голову. В рот хлынуло, потекло по подбородку холодное, видно только из чулана, вино. Довольно неплохое для подобного места. Или для высоких гостей держат? В животе потеплело, почти сразу зашумело и в голове: Эвном в выпивке вообще был слабоват.
– Вот что, ребяты, – он крякнул, утерся и со стуком поставил кувшин на стол. – Есть у меня, клянусь Ареем, одна идейка. Но нужно, чтобы вы поддержали: ответственность, в случае чего, поровну делить будем.
«Ребяты» идею поддержали с радостью. На коротком совете все трое пришли к единодушному мнению: слова элименарха о том, чтобы девушки оставались «в целости» означают лишь то, что их нежелательно бить, кусать и щекотать ножичком. А от хорошего протраха какой урон? Одна только польза. Решившись, Эвном направился к клети, в которой находились девицы, отодвинул засов и широко распахнул дверцу. Сестры, поджав ноги к груди, сидели в углу, заплаканные и взлохмаченные.
– Выходите, красавицы, – осклабился эномотарх. – Будем Дионисии праздновать.
По обыкновению, все собрались в экседре, рассевшись по кругу. Настроение было мрачное, совершенно не соответствовавшее веселому празднику, кипевшему за пределами ограды особняка тетки Ариты.
– Непонятно, почему целью нападения избрали именно двух афинян, – задумчиво проговорил, почесав висок, Тисамен. – Быть может, отсюда нужно плясать?
– И кто был этот парнишка, что предупредил Леонтиска? – покачал головой Галиарт. – Одни вопросы…
– Это и есть самое скверное в тех неприятностях, что происходят с нами в последнее время, – Пирр ударил кулаком по раскрытой ладони. – Мы – пассивные участники вражеских планов, они кружат вокруг, как летучие мыши в темноте, норовя вцепиться в уязвимое место, и обороняться мы можем лишь когда нападение уже произошло! Клянусь щитом Арея, я привык атаковать врага, а не крутиться на месте, ожидая, откуда на тебя набросятся!
– Но теперь мы можем нанести ответный удар, командир, – поднял голову Лих. – После того, что сообщил Антикрат, стало возможно отыскать Горгила и раздавить его, как таракана.
– Займемся этим с завтрашнего дня, а сегодня главная задача – найти Лео и Эвполида, – отрезал Эврипонтид. – Афинские друзья нашего дома доверили мне своих сыновей, и я обязан спасти парней, если они еще живы, и отомстить, если мертвы.
Все склонили головы, соглашаясь с этим.
– Я собрал вас всех вместе, чтобы узнать, кому и что удалось выяснить, и согласовать действия остальных, – продолжал царевич, оглядев «спутников» желтыми волчьими глазами. – Быстро обсуждаем, затем все снова расходятся по городу: выспрашивать, разнюхивать и выпытывать, не известно ли кому о судьбе афинян, кто видел сегодня сына Терамена, с кем, когда и так далее. Сейчас только начинает темнеть, к полуночи все должны вернуться с новостями. Ты, Энет, останешься со мной. Запрещаю тебе выходить из дома, пока не утихнет эта буча с римлянами. Здесь мы как-нибудь сможем тебя защитить.
Здоровяк виновато кивнул.
– Есть, командир.
– А нет ли вероятности, что как раз римляне на Эвполида наложили руку? – высказал предположение Ион. – Он ведь тоже соучаствовал в памятной баталии, когда центуриону сломали руку…
– Ничего не исключено. Но в данном случае мы обо всем узнаем не раньше, чем римляне выдвинут обвинение, – нахмурился Тисамен.
– Вернемся к вашим поискам, – напомнил царевич. – Ты, Феникс.
– Ни хрена, – отрицательно дернул подбородком тот. – Я сам был вместе с Эвполидом на представлении хоров. Около полудня он засобирался на встречу и ушел, я лишь пожелал ему хорошенько поразвратничать. Никто, кого я спрашивал, его после этого не видел. Мы с Ионом облазили все заросли на той стороне Эврота, где обычно находят мертвяков. От Бабики до устья Тиасы все чисто, только кучи говна да тыркающиеся парочки.
– Галиарт?
