– Я услышал конец разговора элименарха с заключенным и с тюремщиками. Эти пленники – Леонтиск, «спутник» Пирра и молодой афинянин из новых людей Эврипонтида, а их похищение – часть какого-то пакостного замысла.
Антикрат не перебивал. Это была самая длинная речь Исада на его памяти, а сына Фебида он знал с шестилетнего возраста, так как воспитывался с ним вместе в агеле. Раньше они были почти приятелями, увлеченные общей для обоих страстью к фехтованию. Но в последние годы, после посвящения в воины, видеться удавалось нечасто, а взаимоотношения стали более прохладными. Быть может, какое-то отношение к этому имело и традиционное соперничество между Священной Морой и отрядом Трехсот, двумя элитными воинскими отрядами Спартанского государства. Почему же сейчас Исад пришел именно к нему?
– То, что я, стоя невидимый на лестнице, услышал из уст Леотихида – это мерзость, настоящая мерзость. Элименарх действует за спиной государя, злоупотребляет своим положением… Царь Эвдамид не может принимать участия в подобном.
– Но ты в этом не уверен, так? – тихо спросил Антикрат. – Не знаешь этого наверняка, и поэтому не пошел напрямую к нему, не сообщил о творящемся злодействе?
– Ты прав, – взгляд Исада опустился к носкам его эндромидов. – Я не сказал ни ему, ни своему командиру. А Леотихида встретил на самом верху лестницы, чтобы он чего-нибудь не заподозрил. Элименарх сразу ушел к царю, а я… Не знаю, ведает ли государь о деяниях Леотихида, но я убежден, что такие вещи не должны происходить в Спарте. Не должны происходить нигде. Поэтому и пришел к тебе. Ты – друг Эврипонтидов, сообщи им, что в полночь пленников переведут в другое место, где они встретят смерть. Если Пирру дорога жизнь друзей, он помешают злодейству.
– Конвоировать пленника будут номарги? – нахмурился Антикрат.
– Нет. «Белые плащи» элименарха.
– Хорошо, я все передам Пирру. Но… если эврипонтиды отобьют пленника, поднимется скандал. Можем ли мы рассчитывать… что ты повторишь свой рассказ перед эфорами, и если понадобится – перед судом?
– Нет! – Исад поднял черные глаза, решительно покачал головой. – Пойми меня правильно: я пришел к тебе и рассказал все, потому что этого требует моя совесть. Но существует еще и долг. Я дал присягу верности, поклялся именами богов и честью своего рода служить царю Эвдамиду. Невозможно считать, что остался верным государю, обвиняя в суде его брата, верно? Не знаю, быть может, я и сейчас совершаю большую ошибку, вмешиваясь в дела, которые могут быть недоступны моему пониманию. Может быть. Но я не верю, что благие дела делаются такими методами, поэтому… будь что будет.
– Иногда совесть и долг встают друг против друга с мечами в руках. – Проклятье, не это ли говорил ему Леонтиск сегодня утром? Как я тебя понимаю, дружище Исад, как я тебя понимаю! – Спасибо тебе.
– Бывай, солдат, – кулак номарга ткнул Антикрата в плечо. Затем Исад решительным движением водрузил на голову шлем с развевающимися черными перьями, развернулся и пошел прочь.
Только глядя ему вслед, Антикрат понял, чего еще не сказал вслух великий мечник Исад. О том, что грозит молодому номаргу, когда Агиады начнут копать, откуда произошла утечка информации: закрытый трибунал, изгнание и позор.
И кто поможет тогда самому Исаду?
– Итак, в полночь, – проскрежетал металлический голос Пирра в тишине, повисшей в экседре, когда Антикрат закончил рассказ.
– Точно, – кивнул тот. – Боги, как я сожалею, что не могу пойти с вами!
– Ты уже сделал, все что должен был, – царевич положил руку ему на плечо. – В десять раз больше, чем должен был. Возвращайся на службу и будь покоен: Эврипонтиды платят свои долги.
– Да хранит вас Афина! – Антикрат отдал салют, коротко попрощался со всеми и вышел. Священная Мора забирала силы, время и самую жизнь своих солдат полностью, без остатка.
– Великие силы, – пробормотал Галиарт, глядя на закрывшуюся за товарищем дверь. – Как вовремя он появился: еще полчаса, и мы разошлись бы по всему городу.
– Но удача на нашей стороне, и ровно в полночь мы порвем глотки леотихидовским кобелям! – прорычал Лих.
– И сукам! – добавил Феникс, напомнив о Палладе.
Энет, до прихода Антикрата угрюмо сидевший в углу, едва сдерживал слезы облегчения. Здоровяк чувствовал себя виноватым, что отпустил Леонтиска одного на погибель, и теперь, услыхав, что друг- афинянин жив, чувствовал в крови жар боевого возбуждения. Хвала богам и Исаду. Если бы не он, афиняне исчезли бы тихо и без следа, как, наверное, и планировал негодяй Леотихид. Ну, теперь бы только добраться до его рыжей физиономии. Вот только… проклятье! Что, если Эврипонтид…
– Командир! – бросился он к царевичу. – Не запретишь ведь ты мне пойти со всеми?
Пирр помолчал, напряженно размышляя.
– Пойдем все вместе, – наконец решил он.
– Но, командир! – протестующе воскликнул Тисамен. – Тебе не следует идти. Вдруг это ловушка?
– Весьма вероятно, – поддержал его Ион. – Что, мню, если Агиады с намерением ввели Антикрата в заблуждение, дабы расставить нам западню?
– Но ведь Исад… – почесал щеку Энет.
– А что – Исад? – поднял на него черные глаза Тисамен. – Кто он нам – брат? сват? Друг, наконец? Нет, он даже в агеле, клянусь богами, не был нам ни врагом, ни приятелем, так же, как его эномотарх Леонид.
– Ни то, ни се, – поддакнул Феникс.
– А ныне Исад, того не позабудьте, является телохранителем Эвдамида, и присягнул Агиаду священною клятвою верности, – продолжал Ион. – Отчего же так легко мы доверяемся его слову? Запамятовали, что
