– Он говорит, что ты был осведомителем.
– Где я был осведомителем?
– В России, наверно. Не знаю.
– В Воркуте? У меня есть свидетели.
– Не волнуйся, Тони. У тебя сразу начинается сердцебиение.
– Да ведь это ужасно. В лагере я был чист. Это святое.
– Столько лет прошло. Ты можешь не помнить. – Я сказал это таким тоном, каким говорят о пустяках, однако с двусмысленным оттенком превосходства.
– Я не помню? Да я только этим живу. Потому и сюда приехал.
– Ты хотел меня разыскать и попрекнуть. Тони упал навзничь и застонал.
Зеленоватая линия скакала, как шальная.
– Я прилетел, чтобы создать первую в мире партию прощения. Чтобы никогда больше людей не терзали по ночам демоны ненависти и страха. Погоди.
Он стал нервно шарить под подушкой. Вытащил большой, немного помятый желтый конверт.
– Здесь все, что нужно. Деньги, необходимые документы и свидетельства.
Найми самого лучшего адвоката. Мы зарегистрируем партию прощения.
Крестовый Поход Прощения.
Я взял конверт, повертел в руках. Под окном то и дело взвывали и умолкали агрессивные сирены «скорых».
– Я тоже многого уже не помню, – сказал я сам себе.
Тони подпрыгнул на кровати, и его линия жизни тоже подпрыгнула
– А я помню каждый день, каждый час. Он слишком молод для лагерника.
– Его могли взять ребенком.
Тони бессильно упал на подушку с фиолетовым штампом.
– Он меня с кем-то спутал.
– Все всё путают. Главное не в этом.
– Да, ты прав. Главное – Крестовый Поход Прощения. Чтобы закрыть прошлое.
– Со временем оно само закроется. А потом снова откроется – по-другому окрашенное и с новыми приметами. Ты жалеешь, что приехал?
– Нет-нет. Теперь я уже здесь останусь. Может быть, навсегда. Не потеряй конверт.
– Тони, я не знаю, что со мной будет. Я запутался.
Но он меня не слушал. Тяжело дыша, стирал пот со лба исколотой рукой, обклеенной пластырями.
– Я убежал на край света, чтоб забыть, – прошептал. – И не забыл. Пришлось вернуться. У меня все чисто.
– А знаешь, Тони, знаешь, я несколько ночей не спал. Думал о твоем тогдашнем аресте. Я своей памяти не доверяю. В меня можно, как дискету, вставить чужую память.
– Нет-нет. Чужой памятью не воспользуешься.
Я долго молчал.
– Тони, я уже не знаю, как было на самом деле с той девушкой у меня в квартире.
– А я все помню. Секунду за секундой. Каждый жест, каждую каплю пота и судорогу боли. Крестовый Поход Прощения необходим. Он избавит людей от мучений. Всех: в тюрьмах, лагерях, трущобах, в резиденциях и коммуналках.
Ладно, иди, может, адвокатские конторы еще открыты. А этому бедолаге дай деньги, доллары, пусть возьмет и уезжает обратно в Россию. Они всегда так жили. Им не привыкать.
Вошла медсестра:
– Ой, нехорошо, пан Мицкевич. Вам надо лежать спокойно, – потом обратилась ко мне: – Больного запрещено посещать. Рано еще. Взгляните на экран.
– Тони, я должен идти. Не знаю, встречались ли мы с тобой когда-нибудь, но это не важно. Будь здоров.
– Помни. Крестовый Поход Прощения. А в Воркуте, наверно, уже начинается оттепель.
В коридоре меня остановил немолодой врач с внешностью философа:
– Вы друг больного?
– Да. Друг.
– Он вызвал своих врачей из Америки. Кажется, они уже летят. Но прогноз неутешительный. Мерцательная аритмия.
– Ему бы еще пожить и уладить свои дела.
