Боги минувших времен: стихотворения

Труд и горе сложив за порогом,
Мы, чья вера в покров Твой жива,
В сельском храме старинном и строгом
Собрались перед Господом Богом
Во всерадостный день Покрова.

И другое стихотворение «В церкви в день Успенья». В нем упомянута та же строгая каменная церковь с зеленым куполом, построенная в XVI веке на древнем фундаменте, оставшемся от XI столетия.

Догорают маленькие свечи
Перед Девой на иконостасе,
А Она, полна забот о Спасе,
Ножки обняла Ему и плечи.
Девство сохранившая, рождая,
Мир Ты не забыла в день Успенья,
В день восстанья к жизни бесконечной,
Матерь Жизни, Дева Преблагая.
По Твоей молитве Сын Предвечный
Наши души сохранит от тленья.

По инициативе Кондратьева был основан кружок литераторов. Собирались в доме поэтессы Лидии Эразмовны Сеницкой – на Гминой улице в Ровно: К. Оленин, Е. Вадимов, И. Кулиш, А. Май, В. Брандт, Д. Бохан и другие. В рукописи сохранилось шуточное стихотворение Кондратьева, посвященное Сеницкой.

…И поэтому в сильной обиде я
На коварно-обманчивых муз:
Поэтесса Семицкая Лидия
С ними в тесный вступила союз.

Эти музы, слетаясь на Гминную,
В девять сил неустанно творят,
То ей сказку нашепчут предлинную,
То сонет, то балет смастерят.

Там, трудясь, позабыли лукавые
Аполлона, поэтов, Парнас.
Без венка, в грустном поиске славы я
Тщетно жду, что заржет мой Пегас.

Он ко мне не бежит. Сивым мерином
Обозвав его, больше не жду.
И на Гминную шагом размеренным
Музу сманивать тихо иду.

В свой эмигрантский период Кондратьев написал значительно больше эпических стихотворений, чем лирических. Это был цикл сонетов на тему славянской мифологии. Он ставил перед собой почти неосуществимую задачу — реконструировать некогда богатейшую мифологию, собрать малоизвестные штрихи и из россыпи отрывочных сведений воссоздать мозаичную картину исчезнувшего пантеона. Смысл этой работы фольклориста и стихотворца сам он определил как попытку хотя бы частичного воскрешения образов забытых богов и низших духов. Он считал, что следовал в своей работе малоизвестному поэту XIX века Петру Бутурлину.

Кондратьев был большим знатоком отечественной поэзии и обращал особенное внимание на имена поэтов, отодвинутых на задворки литературного процесса. Впервые он мог заметить имя Бутурлина, листая номера «Живописного обозрения», в котором сам Кондратьев дебютировал как поэт. Бутурлин писал антологические стихи и уже одним этим был для Кондратьева интересен. Он приобрел для своей библиотеки изданную посмертно книжку Бутурлина «Сонеты», в которой содержались стихотворения исторические, мифологические и фольклорные. Что для Кондратьева могло быть ближе, чем эта тематика! Он запомнил такие сонеты, как «Ярило» и «Велес» Видимо, тогда же, в конце 1890-х годов, у Кондратьева возник замысел продолжить это дело художественной реконструкция и небесных, и демонических ликов славянских преданий. В осуществлении своих замыслов Кондратьев отличался необыкновенной последовательностью. Каждая существенная для него тема становилась темой всей творческой жизни. Над демонологическим романом «На берегах Ярыни» он работал фактически тридцать лет, с перерывами. Отрывок из этого произведения появился в печати в 1901 году, а сам роман вышел в 1930-м. Первое знакомство с сонетами Бутурлина, давшими Кондратьеву импульс, имело место около 1896 года, а сборник сонетов «Славянские боги» напечатан через сорок лет. То же самое можно сказать и о последнем произведении Кондратьева – повести «Сны». Началось в 1898 году на первом курсе университета; проснувшись однажды весенним утром, он стал вспоминать подробности виденного сна. Он должен был сдавать экзамен знаменитому профессору Гримму.

«Во сне увидел я X аудиторию Петербургского университета, экзаменационный стол и профессора Д. Д. Гримма, к которому я будто бы подошел. Глядя на меня в упор, экзаменатор обратился ко мне со словами: Дайте-ка сюда вашу программу. И когда я подал ему свои исписанные листки, Давид Давидович начал меня стыдить, говоря, что я не мальчишка-гимназист… После этого профессор стал меня спрашивать по курсу. Я долго ему что-то отвечал, а потом запнулся. Нет, вы этого билета не знаете, – сказал Гримм, – отвечайте мне вот этот…

В этот момент я проснулся. Было светлое майское петербургское утро. …Виденное во сне место я прочел много раз… Когда я пришел в X аудиторию и был вызван к ответу, первым вопросом профессора, внимательно на меня посмотревшего, было: А где ваша программа?..

Посмотрев на меня испытующим и, как мне показалось тогда, несколько разочарованным взором, Давид Давидович произнес: Ну, тяните билет… В середине билета оказался, однако, к моему неудовольствию и удивлению, вопрос, который я совершенно забыл… Профессор вперил в меня свои неподвижные, как у сонной рыбы, глаза и молча терпеливо слушал, как бы ожидая, когда я, наконец, дойду до незнакомого мне места. Я подошел-таки к роковому вопросу и… замолчал. — Что же, отвечайте, — предложил мне экзаменатор. Я попробовал сымпровизировать и — неудачно.

– Нет, вы своею билета на знаете, — сказал Гримм совершенно как во сне. — Отвечайте мне вот этот. И жестом, уже виденным мною ночью, он показал мне на программе то место, которого я так ждал. Боже,