она вскинула вверх и продела их между средним столбом и упирающимися в него палками жезла и копья. Перебирая руками, схватилась Аниска за поперечную песенку, потом за те же трость и копье и подтянулась еще выше. Ноги ведьмы перекинулись уже за главную перекладину креста. С минуту провисела там Аниска, смотря то на бездонное звездное небо, то на казавшуюся темною низкою кровлей с висящими на ней кустами и деревьями землю… Никакой нечисти ни даже нежити кругом пока не было видно…
Странно белело, как бы мерцая в ночной темноте, нагое, непривычно для глаза вознесенное тело. Вспомнив, что она здесь для Аксютки, а времени до полуночи остается совсем немного, ведьма пробормотала обычные в таких случаях слова краткого заклинания и стала осторожно спускаться.
— Вот как у нас! — молодцевато сказала она, уже стоя на земле и накидывая на себя сорочку. — Теперь твоя очередь. Я тебе помогу. А когда влезешь, как я, и перекинешь ноги через перекладину крестовую, то держись крепче, чтобы не упасть, когда увидишь кого-то. 'Он' тебя будет спрашивать про разное: кто, мол, ты такая и чего надо и отрекаешься ли от того-то и того-то, — так ты не забудь говорить 'отрекаюсь', когда нужно!
Аниска помогла снять Аксютке платье и нижнюю рубаху и приподняла на руки дрожащее от волнения мелкою дрожью тело подростка.
— Задирай ноги кверху!.. Хватайся за перекладину!.. А теперь — подтягивайся на руках!.. Не оцарапай зада о лесенку!.. Выше!.. Еще подтянись!.. Еще!.. Вот так!.. Ну, готово?.. Висишь?.. Держись теперь крепче и молчи!.. Я буду 'Его' звать, и 'Он' скоро придет.
Аниска начала читать заклинание… Но вдруг чародейка прервала чтение и быстрым шепотом проговорила:
— Ксанька! Слезай скорее! Никак парни идут!.. Живо слезай!
Девочка, у которой сильно уже кружилась голова, испугалась и, с бьющимся сердцем, попробовала было торопливо спускаться, но с непривычки сорвалась и, падая, больно ушиблась о землю. Проходившие в это время по дороге два парня, в свою очередь, очень испугались и, громко крича, кинулись в поле.
Аниска пробормотала вслед им проклятие, помогла подняться на ноги не пришедшей еще в себя от испуга и боли ученице и быстро стала ее одевать.
— Торопись, Оксанька, а то сюда, пожалуй, скоро хлопцы со всей деревни сбегутся! — взволнованно говорила она. Взяв одетую уже Аксютку за руку и посмотрев, не осталось ли чего на земле из ее платья, Аниска побежала с нею полем вдоль канавы, направляясь к кладбищу. Обогнув последнее, обе они вышли на другую, ведущую в село дорогу. Когда показались огороды, ведьма отпустила девочку домой, а сама, не торопясь, вошла в село и, ни с кем не встретившись, добралась до своей избы.
'Этакая досада, — думала она, входя в сени, — придется теперь до следующего новолунного четверга отложить. А там, пожалуй, и холодновато будет нагишом распинаться… Ну, да как-нибудь устроим…'
Заперев за собою двери, Аниска зажгла ненадолго маленькую свечу, чтоб соседи видели, что она дома, потом вновь ее потушила, улеглась в постель и, накрывшись тулупом, заснула.
Видевшие ее с Аксюткой у придорожного креста парни рассказывали на другой день приятелям, как напугала их около села нечистая сила.
— Шли мы, значит, из Курковиц. Поздно и темно уже было. Подходим к кресту, а там, на перекладинах, ведьмы голые, как вороны, сидят. Да две-три под крестом бродят. А как нас завидели, замахали белыми крыльями и спорхнули в траву, да к нам! Мы от них, а они за нами… Ели ноги унесли! Так треклятые гнались, что вот-вот догонят… Отстали, однако. А мы уже так и думали, что разорвут…
26
Вечерело. Аниска рассказывала сидевшей у нее в хате Ксаньке-Аксютке, как следует привораживать парней. В окно она увидала, как по улице шел мимо, направляясь домой после охоты, с ружьем за спиной и сумкою через плечо, обещанный ей Ночным Козлом на шабаше Сеня.
Ведьма почувствовала, будто ей что-то ударило в сердце. Запылало от прилива крови лицо. 'Он!' — пронеслось в голове. Но чародейка быстро справилась с охватившим ее волнением и деланно-равнодушным голосом произнесла:
— Видишь вот хотя бы этого молодца? Хочешь, он завтра же будет здесь? — И, немного помолчав, прибавила: — Выбеги из избы и принеси его след. Этот хлопец — в сапогах, и след его ты отыщешь легко. Собери землю с него в ту чистую тряпочку, что лежит на лавке около сундука, и принеси сюда. Я научу тебя, как надо это делать. Когда-нибудь и тебе пригодится. Нож возьми со стола…
Поспешно схватив указанную тряпку со скамьи и нож, Аксютка помчалась вон из избы. Вдалеке еще видна была белая рубаха удалявшегося молодого человека. Ученица ведьмы быстро отыскала след охотничьих Сениных сапогов, осмотрелась по сторонам и поспешно частью вырезала, частью выскребла землю с одного из оттисков ног на полузасохшей грязи. Несколько минут спустя она с торжеством принесла в тряпице эту землю Аниске.
— Принесла?.. Эх, девонька, надо было целиком его вырезать, чтобы весь отпечаток был виден…
— Так я, тетенька Анисья, еще раз сбегаю и второй след, как вы велите, вырежу и принесу.
— Поздно, пожалуй; след брать нужно, пока он еще горяченький, а теперь те, что остались на улице, поостыли, пожалуй. Да и дети неподалеку уже играют. Еще заметят, пожалуй… Для начала и такой, как ты принесла, сойдет. Я его повешу в той же тряпице в печную трубу, с наговором, чтобы Сенька этот самый завтра же вечером сюда явился.
Развязав тряпочку, Аниска начала шептать наговор, где юноше предлагалось 'сохнуть' по ней, думать о колдунье денно и нощно и стремиться к свиданию с нею.
Тряпочку же с землею Аниска начала было вешать в трубу, но потом передумала и просто положила в печь.
— Великое дело — след, — говорила она ученице, — ежели его вскорости да в сохранности вырезать да положить в печь носком к себе от того места, куда человек шел или где живет, то беспременно придет. Если же ты погубить кого хочешь, то можешь вместо того, чтобы у себя в печке сушить, на кладбище закопать. Только опять смотри, чтобы носком от его дома к могиле пришлось… Хочешь, чтобы захворал, то забей в след свеженький гвоздь или стекло острое. Будут тогда тому человеку ломота и колоты во всем теле. А если в конский след гвоздь забьешь — конь захворает… Иные вместо следа в тень втыкают, но это уже потруднее будет… Одно только помни: пока ты такое дело делаешь, все время изо всех сил, всем нутром своим хоти, чтобы сбылось о чем говоришь. В этом вся и загвоздка… Слова же наговорные — особь статья. Их тоже твердо знать надо. И какое бы нелепое или непонятное слово там ни встретилось, ты пропускать его не моги!..
— А какие же это слова, тетенька?
— Потом все узнаешь… — И ведьма стала шептать вступительную часть наговора.
Аксютка внимательно наблюдала за каждым движением учительницы, стараясь запомнить каждое уловленное ею слово.
По выражению Анискина лица во время чтения наговора она догадалась, что ведьма не на шутку увлечена Семеном Волошкевичем и не успокоится до тех пор, пока тот не окажется вполне в ее власти.
На другой день, перед закатом солнца, хотя ведьма и не звала к себе своей ученицы, девочка явилась под каким-то предлогом и заметила, что принаряженная, со слегка подведенными глазами и чуть-чуть подрумяненная Аниска явно дожидается Сениного прихода. Когда Ксанька явилась, ведьма поручила ей караулить и немедленно сообщить, когда молодой охотник покажется где-нибудь поблизости.
— Хорошо бы еще, для верности, подбросить березовый прутик ему под ноги, чтобы перешагнул, и потом этот прут в печь положить, с приговором: 'Сохни ты, Семен Волошкевич, от любви ко мне, Анисье Онопреевой, как прут этот сохнет'. Да такой приговор только по пятницам делать можно, а сегодня среда, — задумчиво вымолвила Аниска, — так ты уже, Оксаничка милая, покарауль для меня этого паренька.
Аксютка стала караулить.
Пустынная днем улица к вечеру стала оживленной. Одна за другой промелькнули две бабы с наполотою травою в холщовых сероватых ряднах. Мало-помалу возвращались, скрипя возами, домой работавшие в поле мужики. У ворот появились ребятишки и девчонки с прутьями в руках — встречать и
