Джимми пробежал взглядом список.
— Я передумал. Хочу четные. Их на один меньше.
— И он мне еще говорит, что нельзя терять время! — взвилась Эмма. — Бери какие хочешь, только не тяни!
И дети взялись за дело. Работали они быстро, не отвлекаясь, лишь пару раз Эмма напомнила Джимми, чтобы он ничего не перепутал. Они проверили весь список — и четные номера, и нечетные. Они нашли и папки по Флоренции, и папки по аукционам, и почти по всем остальным пунктам из списка, — но ни в одной из них не оказалось ключа к разгадке «Ангела». Эмма мрачнела на глазах. Она взглянула на часы. Оставалось шесть минут.
— Думай, Джимми, думай! Где еще посмотреть?
Джимми прищурился. Он явно думал изо всех сил.
— Так. Где смотреть. Тут я уже рыл… тут ты рыла… тут опять ты рыла…
— Да что у тебя одни «рыла» какие-то — говори по- человечески!
— Убицца! Даже сейчас она придир…
— «Убицца, убицца»!.. Убицца… Уфицца!!! Джимми, ты гений! Она купила ангела у бывшего сотрудника галереи Уффици! Так в статье было написано. Ищем Уффици!
Дети мгновенно разыскали папку с надписью «Галерея Уффици». Папка была толстая и тяжелая. Еще не открыв ее, они поняли, что вышли на верный путь. Так оно и было. Именно в этой папке скрывалась разгадка.
Эмма больше не торопилась. Она прошествовала к столу, водрузила на него папку, расправила складки на юбке и торжественно опустилась на стул. Джимми подпрыгивал от нетерпения:
— Давай же, Эм! Время на исходе!
Но Эмма не собиралась спешить. Она раскрыла папку очень осторожно, словно боясь того, что ей предстояло обнаружить. Документ, который они искали, хранился в рамке, плотно зажатый между двумя стеклами. Это был листок бумаги, очень-очень старый и очень-очень ценный. На одной его стороне было написано стихотворение — сонет. Ни Эмма, ни Джимми не могли его прочесть, потому что он был на итальянском языке. Но они видели, что сонет записан изящными заостренными буквами; даже сам почерк писавшего был произведением искусства! И под сонетом стояла подпись: «Микеланджело».
То, что было на другой стороне листка, в переводе не нуждалось. Там были эскизы рук, торсов, а в центре — изображение хорошо знакомой им фигурки. Это был «Ангел». Первые наброски того, чему через четыреста семьдесят лет предстояло стать музейной загадкой. Великому гению пришла в голову великая мысль — и он тут же зарисовал ее на этом листке бумаги..
Эмма все вглядывалась и вглядывалась в рисунок, пока линии не начали расплываться у нее перед глазами. Она плакала. Слезы медленно текли по ее щекам, а она просто сидела и молча качала головой, прижимая к груди тонкую стеклянную рамку. Когда, наконец, она снова обрела дар речи, то заговорила шепотом, словно в церкви:
— Джимми, ты только представь. Подумай только. Этого листка касалась рука самого Микеланджело. Почти пятьсот лет назад!
Джимми тем временем просматривал остальное содержимое папки.
— То листок, а то стекло! Спорим, стекла он не касался! А жаль. Тогда бы на нем были его отпечатки пальцев. А это что за бумаги?
— Это результаты моих исследований. Всё, что мне удалось разузнать об «Ангеле», — сказала я, появляясь из двери кладовой. — Вообще-то, все они, конечно, должны были лежать в папке «Рим, Италия», потому что ваял он своего «Ангела» в Риме. Но я нарочно положила их в папку «Галерея Уффици», для конспирации, чтобы посторонним труднее было отыскать.
Дети смотрели на меня разинув рты. Они напрочь забыли о моем существовании. Знаете, когда раскрываешь тайну, все остальное так неважно!
Эмма молчала долго-долго — только прижимала рамку к груди и слегка покачивалась из стороны в сторону. Наконец — видимо, почувствовав на себе наши с Джимми взгляды, — она посмотрела на нас и улыбнулась.
— Все-таки это Микеланджело! Он — автор «Ангела»! Правда, миссис Франквайлер?
— Конечно. Я это сразу поняла. С того самого момента, как этот рисунок попал мне в руки.
— А как он попал вам в руки? — спросил Джимми.
— Это было после войны… — начала я.
— Какой войны?
— Второй мировой, конечно, какой же еще? Войны за независимость? [10]
— А вы и ее застали? — заинтересовался Джимми.
— На такие глупости я даже отвечать не стану.
— Уймись, Джимми! — шикнула Эмма. — Дай послушать! — Но она и сама не могла спокойно слушать и тут же начала строить догадки: — Наверно, какому- то итальянскому синьору, богатому и благородному — может, даже потомку Микеланджело! — грозила смертельная опасность. Вы помогли ему спастись, а он в знак благодарности подарил вам этот набросок!
— Интересное предположение. Но, увы, неверное. Впрочем, отчасти вы угадали. В этой истории и вправду замешан богатый итальянец.
— Он продал вам рисунок? — вмешался Джимми.
— Нет! — У Эммы родилась новая версия. — У него была дочь-красавица, и ей надо было срочно делать операцию, вопрос жизни и смерти, и тогда вы…
На этот раз не выдержал Джимми
— Эмма, хватит! — Он повернулся ко мне. — Расскажите, почему он отдал вам рисунок!
— Потому что он кошмарно, отвратительно, из рук вон плохо играл в покер. А я играю в покер очень хорошо.
— Так вы… выиграли это в карты? — Джимми смотрел на меня с нескрываемым восхищением.
— Ну да.
— А вы жульничали?
— Джимми, если ставки высоки, я всегда играю честно и до жульничества не опускаюсь.
— Но почему вы не продадите этот рисунок? — спросил Джимми. — За него же можно получить целую кучу денег! Ведь это набросок того самого «Ангела», который… из-за которого…
— Видите ли, в чем дело. Тайны я люблю больше, чем деньги.
Я знала, что Эмма меня поймет. А вот Джимми явно был озадачен.
— Спасибо… Спасибо, что вы доверили нам свою тайну, — прошептала Эмма.
— А откуда вам знать, что мы ее не выдадим? — прищурился Джимми.
— А угадайте, — сказала я. — Вы ведь меня уже немного знаете. Ну, что я сейчас вам предложу?
Лицо Джимми озарилось радостной ухмылкой:
— Еще одну сделку, да? Давайте, называйте условия! Я готов.
Я расхохоталась.
— Условия просты: вы рассказываете мне о своем побеге, все до мельчайших подробностей, а я дарю вам этот рисунок.
Джимми выпучил глаза:
— Ничего себе! Нет, миссис Франквайлер, я вам не верю. Какая же это сделка? А вдруг я проболтаюсь про ваш секрет — точно так же, как про музей? И вы останетесь с носом? Вы же не захотите остаться с носом?
С каждой минутой этот мальчик нравился мне все больше.
— Вы правы, Джимми. Я не захочу остаться с носом. У меня есть способ устроить так, чтобы вы наверняка не проболтались.
— И что это за способ?
— А я вам этот эскиз сейчас не отдам. Я вам его завещаю. И вы никому о нем даже не заикнетесь,