продукта.
Холли потерла лоб.
– В то самое время этот самый Стью был моим мужем. Сначала мне с ним было хорошо, а потом выяснилось, что с его стороны это был просто ловкий деловой ход. Понимаете, накануне развода я была для него основным источником доходов, он жутко не хотел терять мое лицо и тело. – Холли вздрогнула, она поняла, что сказала двусмысленность. – Я знаю, что это звучит ужасно, но я говорю не об эмоциональной боли, которую он испытал, когда я ушла от него, а я говорю о его потерях в бизнесе. Он страшно разозлился и стал настаивать, что если я хочу получить развод, то должна передать ему все права на свои фотографии, в частности по контракту со «Славным утром». А мне к тому времени было с ним настолько плохо, я так хотела развестись, что не обратила внимания на предостережение моего юриста и отписала ему все права на «Славное утро».
Между бровей Эвена пролегли глубокие складки. Он вероятно думал, что перед ним величайшая дура всех времен. Да с какой, собственно, стати она рассказывает этому человеку о самом худшем периоде в своей жизни. Она ведь этого Эвена Джеймсона знает полдня, не больше. Кровь тяжело застучала у нее в висках. Эвен поднялся, открыл пиво и подал ей, после этого он отвернулся и занялся перемешиванием углей в жаровне.
– Не надо мне объяснять, Холли, почему вы решили развестись. Я сам через это прошел.
Она поймала себя на том, что смотрит на обгоревшую от солнца кожу у него на шее, потом взгляд ее переместился на нежную покрасневшую кожу у него за ушами. Ее чудесный спаситель со стоянки тоже пережил много боли и дело тут не только в солнечных ожогах. От ее внимания не ускользнула горечь в его голосе. Эвен поправил решетку на жаровне, а после чего вилкой положил на нее два стейка.
– А «Славное утро» не возражает против этого?
– Еще бы, Стью подретушировал задник на плакате так, чтобы он не полностью совпадал с картинкой на мыльной упаковке и, как утверждает мой юрист, кампания от этого только счастлива. У них сбыт чуть ли не в несколько раз увеличился с тех пор, как плакат вышел из печати.
– Но все равно, Холли, я по-прежнему не понимаю, почему вы скрываетесь, ведь вы же модель, вам и так приходилось все время быть на виду, что особенного произошло?
Она не ответила, и он снова повернулся к ней. Холли сидела напряженная, губы ее слегка подрагивали.
– Но я ведь больше не модель, я хочу, чтобы все это было кончено.
Эвен пожал плечами.
– Ну так и пусть все будет кончено, пусть пресса, поклонники получат свое, дайте несколько интервью, оглянуться не успеете, а они уже за следующую жертву примутся. Вы же сами масло в огонь подливаете, создаете ажиотаж тем, что вас не видно.
– Вы не поняли. Стюарт, он лишил меня кое-чего, и я хочу вернуть это.
– Чего он вас лишил? – тихо спросил Эвен. – Что он отнял у вас?
– Он отнял у меня возможность сделать в жизни что-либо стоящее, ведь у меня были кое-какие планы, которые, – она запнулась, а потом зло выпалила: – он лишил меня чести!
Эвен поразмыслил над ее страстным заявлением. Повернувшись к жаровне, он перевернул мясо, раздалось аппетитное шипение.
– Честь, если уж смотреть в корень, очень субъективное понятие. В таком случае вы все прекрасно понимаете, – он перевел глаза на небо, потом снова на нее. Первоначальное смущение он, конечно, мог понять, но почему же она испытывает столь глубокое унижение, как она сама говорит?
Будь он проклят, если он что-нибудь понимает.
Он увидел, что она снова вздернула подбородок, может быть, даже слишком высоко. И тут его как громом поразило: она не договаривает, о чем-то она умалчивает. И именно из-за этого так влажно блестят ее глаза, и чуть не дрожит подбородок, и это что-то имеет прямое отношение к ее бывшему мужу, Стюарту Хамелтон у. И тут же сердце Эвена стало буквально рваться из груди от сочувствия к ней.
Доверьтесь мне, Холли, – так и хотелось сказать ему, но он не сказал. Пережить развод очень трудно, заставить себя вновь кому бы то ни было довериться – тем более. Лестью и обманом он тоже не станет выпытывать, он не станет рассказывать ей, какой уродливый у него самого был развод. Что-что, а это ей слышать совершенно ни к чему, кроме того, ему и самому не очень-то хотелось бы распространяться на эту тему. Фактически он ни с кем об этом ни разу не говорил.
– Ну и какие у вас планы? – ровным голосом спросил он.
Холли встала, открыла упаковку и начала ложкой накладывать картофельный салат ему на тарелку.
– Оставаться здесь, – промямлила она. Он вовсе не спрашивал ее о ближайших планах, он спрашивал о тех планах, которые каким-то образом нарушил ее бывший муж, о том, что она хотела сделать стоящего. Или она умышленно ушла от ответа? Он решил не настаивать, всему свое время, молча напомнил он себе.
– Прямо здесь, вы говорите.
– Что?
– Прямо здесь, за забором, рядом с коттеджем? – переспросил он.
– Именно, кстати, я люблю, когда стейк немножко не прожаренный.
– Вы шутите!
Она взглянула на него удивленно:
– Нет, я на самом деле люблю, когда немножко не прожаренный.
Он положил вилку для жаровни на стол и взял пиво.
