Судья Кейес завел благодарственную речь, напоминая присяжным о том, что они-де исполнили свой конституционный долг, и это должно вызывать у них чувство глубокого удовлетворения, а также гордости за то, что они американцы. Босх сразу же отключил звук. Он думал о Сильвии, жалея о том, что так и не смог с ней поговорить.
Судья стукнул молотком, и присяжные в последний раз удалились из зала. После этого он тоже вышел, причем Босх заметил на его лице раздраженную гримасу.
– Гарри, – сказал Белк, – это чертовски хороший вердикт.
– Разве? Я как-то не заметил.
– Ну, он, конечно, неоднозначный, но в основном присяжные признали то, с чем мы уже согласились. Мы заявляли, что вы допустили ошибки, но управление вас за них уже наказало. Присяжные установили, что с точки зрения права вы не должны были вот так, ударом ноги, открывать дверь. Но, присудив только два доллара, они показали, что верят вам. Верят, что Черч сам спровоцировал выстрел. И что Черч – это и есть Кукольник.
Он похлопал Босха по спине, вероятно, ожидая, что Гарри начнет его благодарить, но тот не стал этого делать.
– А как насчет Чандлер?
– Ну, тут есть определенная проблема. Жюри вынесло решение в пользу ответчика, так что нам придется заплатить ей гонорар. Вероятно, она запросит сто восемьдесят, может быть, двести. Но, думаю, мы сойдемся на девяноста. Это неплохо, Гарри. Совсем неплохо.
– Мне надо идти.
Встав, Босх сквозь небольшую толпу направился к выходу. Быстро подойдя к лифту, он принялся доставать из пачки последнюю сигарету. Бреммер вскочил следом, держа наготове раскрытый блокнот.
– Мои поздравления, Гарри, – сказал он.
Босх испытующе посмотрел на него: кажется, репортер говорил искренне.
– Это по какому же случаю? Тут ведь заявили, что я прямо-таки растоптал конституцию.
– Это так, но ты отделался всего двумя баксами. Это совсем неплохо.
– Ну да, пожалуй…
– Может, дашь какой-нибудь официальный комментарий? Я так понимаю, что «растоптал конституцию» – это не для записи, верно?
– Ну да, конечно. Спасибо тебе на этом. Я вот что тебе скажу – дай мне немного подумать. Сейчас мне нужно идти, но потом я тебе позвоню. Кстати, тебе стоит вернуться и поговорить с Белком. Ему как раз нужно, чтобы о нем упомянули в газетах.
Выйдя из здания, он закурил сигарету и вытащил из кармана ровер.
– Эдгар, ты меня слышишь?
– Слышу.
– Как там дела?
– Тебе надо бы сюда подъехать, Гарри. Здесь уже собралась целая толпа.
Босх швырнул сигарету в урну.
Сохранить в тайне ничего не удалось. Когда Босх приехал на Кармелину, над домом, где жила Чандлер, уже кружил вертолет одной из служб новостей, а на земле расположились репортеры двух других телеканалов. Вскоре тут будет настоящее столпотворение: ведь в деле одновременно фигурируют Последователь и Хани Чандлер.
Из-за того, что улица была по обеим сторонам заставлена служебными машинами, Босху пришлось припарковаться, не доезжая до нужного ему дома. Уличное движение только что начали перекрывать.
Дом уже был огорожен желтой лентой. Расписавшись в списке посетителей, Босх поднырнул под ограждение. Стоявший на холме двухэтажный дом был построен в стиле «Баухауз».[42] Из высоких окон верхнего этажа открывался великолепный вид на окружающую местность. Босх заметил два дымохода. Это был прекрасный дом, стоявший в прекрасной местности, в котором проживали прекрасные адвокаты и профессора Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Вот именно, проживали, подумал он. Входя в дом, он пожалел, что у него нет сигареты.
Эдгар стоял возле самого входа в облицованном плиткой вестибюле и разговаривал по мобильному телефону. Кажется, он просил отдел по связям с прессой прислать сюда людей. Увидев Босха, он указал в сторону лестницы.
Поднявшись на второй этаж, Босх обнаружил там широкий коридор, в который выходили четыре двери. Возле дальней из них копошилась группа детективов, время от времени поглядывая на что-то, находившееся в глубине квартиры. Босх подошел поближе.
Босх был уверен, что давно натренировал свое сознание так, чтобы воспринимать окружающее не совсем нормальным образом. Оказываясь на месте преступления, он старался относиться к телам убитых как к вещам, как к вещественным доказательствам. Убитые переставали быть людьми и становились предметами. Такая вот психология «предметизации» давала единственную возможность выполнить свою работу и вообще выжить. Вот только это было легче сказать, чем сделать. Зачастую случались накладки.
Входя в первую спецгруппу по Кукольнику, он видел шесть последних жертв, приписанных тогда серийному убийце. Он видел их, что называется, «на месте» – там, где их нашли. И каждый раз ему приходилось нелегко. Жертвы вызывали у него такое чувство беспомощности, что оно подавляло все его попытки «предметизации». И сознание того, что все они были уличными девицами, лишь ухудшало ситуацию. Казалось, будто пытка, которой перед смертью подверглась каждая из них, была последним звеном в длинной цепи жизненных унижений.
Сейчас, когда он смотрел на обнаженное, истерзанное тело Хани Чандлер, никакие мысленные уловки не могли ослабить ужас, который он испытывал. Впервые за все годы работы по расследованию убийств Босху хотелось закрыть глаза и бежать куда-нибудь подальше.
Но он этого не сделал. Напротив, он остался стоять здесь вместе с другими людьми, бесстрастно смотревшими на тело убитой – словно сборище серийных убийц. Что-то заставило его вспомнить об игре в бридж в тюрьме Сан-Квентин, о которой рассказывал ему Локке. Четыре психопата сидят за столом, и карт на нем меньше, чем совершенных ими убийств.
Чандлер лежала лицом вверх, руки вытянуты по бокам. Лицо было ярко раскрашено косметикой, в значительной мере скрывавшей синеватое пятно на шее. Вырезанная из лежавшей на полу сумочки кожаная полоска плотно облегала шею; узел находился справа, как будто он был затянут левой рукой. Как и в предыдущих случаях, кляп и веревки убийца забрал с собой.
И все-таки кое-что не вписывалось в привычную картину. Босх видел, что Последователь, которому больше не требовалось маскироваться под Кукольника, начал импровизировать. Тело Чандлер было покрыто укусами и ожогами от сигарет. На некоторых из них виднелись пятна крови и синеватые кровоподтеки, и это означало, что пытка производилась, когда жертва была еще жива.
Находившийся в комнате Ролленбергер вовсю распоряжался, диктуя даже фотографу, под каким углом ему снимать. Здесь же находились Никсон и Джонсон. Босх вдруг понял – как, вероятно, это успела понять и Чандлер, – что последнее унижение заключалось в том, что ее неприкрытое тело будет в течение нескольких часов выставлено напоказ людям, которые презирали ее при жизни. Подняв глаза, Никсон заметил в коридоре Босха и вышел из комнаты.
– Гарри, как ты догадался, что это она?
– Она сегодня не пришла в суд, ну вот я и решил проверить. Она ведь была блондинкой. Жаль, что я сразу этого не понял.
– Ну да.
– Уже установили время смерти?
– Ориентировочно да. Эксперт службы коронера говорит, что смерть наступила по меньшей мере сорок восемь часов назад.
Босх кивнул. Это означало, что она умерла еще до того, как он обнаружил записку. Так будет немного легче.
– О Локке что-нибудь слышно?
– Неа.
