— Не могли бы вы сделать мне одолжение, Хэнкс?
— Какое именно?
— Если вам доведется беседовать с репортерами, не упоминайте о книге.
— А в чем, собственно, дело?
— Не упоминайте — и все.
Босх повесил трубку. Сидя за столом, он чувство вал, как его охватывает стыд за то, что он позволил себе усомниться в педагогических способностях Сильвии, когда та впервые рассказала ему о девочке.
Затем Босх набрал номер Ирвинга. Не успел прозвучать гудок, как на другом конце схватили трубку.
— Добрый день! Приемная заместителя начальника полицейского управления Лос-Анджелеса Ирвина Ирвинга. Говорит лейтенант Ганс Ролленбергер. Чем могу служить?
Похоже, Ганс Недотрога ожидал звонка от самого Ирвинга, потому и выдал уставное телефонное приветствие без запинки, как из пулемета. Подобная форма ответа на звонки предусматривалась инструкцией, однако полицейские, дежурившие на телефоне, в большинстве своем дружно ее игнорировали.
Не сказав ни слова, Босх повесил трубку, потом вновь набрал тот же номер, чтобы еще раз насладиться полным рапортом лейтенанта.
— Это Босх, — небрежно представился он. — Звоню просто на всякий случай.
— Босх, это вы звонили секунду назад?
— Нет, а что?
— Да так, ничего. Я тут сижу с Никсоном и Джонсоном. Они только что вошли. А Шиэн и Опельт сейчас занимаются Морой.
От Босха не ускользнуло, что Ролленбергер не осмеливается шутливо называть президентами своих коллег с громкими именами, когда они находятся с ним рядом.
— Есть что-нибудь интересное?
— Нет. Объект все утро провел дома, совсем недавно покинул квартиру и пешком дошел до Вэллей. Посетил еще несколько складских помещений. Ничего подозрительного.
— А где он сейчас?
— Дома.
— Как там Эдгар?
— Был здесь. А потом пошел в Сибил, чтобы побеседоватъ с уцелевшей девицей. Он нашел ее прошлым вечером, но она, судя по всему, настолько накачалась героином, что была не в состоянии говорить. Так что сейчас он решил попытаться еще раз побеседовать с ней.
Потом, понизив голос до шепота, Ролленбергер осведомился:
— А если она опознает Мору, мы начнем действовать?
— Не думаю. Это не самый лучший план. Опознания недостаточно. К тому же мы выдадим себя.
— Абсолютно с вами согласен, — произнес лейтенант, на сей раз громко, чтобы президенты видели, кто тут главный. — Будем сидеть у него на хвосте, как репей. Стоит ему только дернуться, а мы тут как тут.
— Надеюсь, так оно и будет. Как вы взаимодействуете с наружным наблюдением? Они что, информируют вас обо всех подробностях — шаг за шагом?
— Именно так. Они перемещаются на радиофицированной машине, а я их слушаю. Мне известно о каждом шаге объекта. Думаю, засижусь сегодня допоздна. Есть у меня одно предчувствие.
— Какое?
— Мне кажется, что сегодняшняя ночь станет решающей.
Босх разбудил Сильвию в пять. Однако ему пришлось просидеть на краю кровати еще полчаса, делая ей массаж спины и шеи. Лишь после этого она смогла подняться и принять душ. Когда она вошла в гостиную, ее глаза оставались все еще сонными. На ней была длинная, до колен, хлопчатобумажная серая тенниска, светлые волосы она собрала сзади в хвост.
— Когда тебе нужно выходить?
— Уже скоро.
Она не спросила, куда и зачем он идет. Было видно, что Босх не расположен к объяснениям.
— Может, я пока приготовлю тебе суп или еще что-нибудь? — предложил он.
— Не надо, что-то не хочется есть. Вряд ли у меня сегодня появится аппетит.
Зазвонил телефон. Гарри снял трубку аппарата, стоявшего на кухне. Звонила журналистка из «Лос- Анджелес таймс», которая выведала их телефонный номер у миссис Фонтено. Репортерша желала поговорить с Сильвией о Беатрис.
— О чем именно? — счел нужным уточнить Босх.
— Ну-у, миссис Фонтено сказала, что миссис Мур очень тепло отзывалась о ее дочери. Мы готовим о случившемся солидный материал, потому что Беатрис была очень хорошей девушкой. Вот я и подумала: а что, если миссис Мур хочет рассказать что-нибудь о своей ученице?
Попросив репортершу подождать у телефона, Босх пошел к Сильвии, чтобы сообщить ей о звонке. Сильвия тут же выразила желание поговорить о бедной девочке.
