Они беседовали пятнадцать минут. Босх тем временем вышел из дома, сел в свою машину и настроил рацию на «Симплекс-пять» — частоту «наружки». Но ничего не услышал.
Переключившись с приема на передачу, он вызвал:
— Группа-один?
Последовали несколько секунд молчания. Босх уже снова открыл было рот, как из динамика послышался голос Шиэна:
— Кто там еще?
— Босх.
— Чего надо?
— Как там наш подопечный?
Шиэн начал что-то говорить, но его заглушил громкий голос Ролленбергера:
— Говорит руководитель. Будьте добры называть свои позывные, когда выходите в эфир.
Босх иронично ухмыльнулся: чего еще ожидать от этого козла?
— А не может ли руководитель группы сказать, какие у меня позывные?
— Говорит руководитель. Вы — группа-шесть. Конец связи.
— Чтоб ты ш-ш-ш... подавился... ш-ш-ш... великий вождь... — изобразил Босх радиопомехи.
— Повторите, что вы сказали!
— Что повторить?
— Вы же только что выходили на связь. Или это были ваши слова, группа-пять?
В голосе Ролленбергера чувствовалось раздражение. Босх удовлетворенно улыбнулся. Из динамика донеслось пощелкивание. Он знал: это Шиэн нажимает на кнопку передатчика, подавая условный знак одобрения.
— Я просто спросил, кто входит в мою группу.
— Группа-шесть, в данный момент вы действуете в одиночку.
— Так может, мне сменить позывные, как вы думаете, руководитель? Например, одиночка-шесть.
— Уф... Послушайте, Бо... тьфу ты, группа-шесть, не засоряйте эфир! Выходите на связь лишь в том случае, если вам действительно необходима информация или самому есть что сообщить.
— Ш-ш-ш...
Босх на секунду отключил радио и от души посмеялся. На глазах выступили слезы, и он вдруг осознал, что смеется слишком громко над тем, что в лучшем случае было всего лишь довольно забавным. «Нервная разрядка», — мелькнула мысль. Босх вновь поднес микрофон к губам и вызвал Шиэна.
— Группа-один, ответьте, объект переместился?
— Так точно, одиночка, пардон, группа-шесть.
— Где он сейчас?
— В квадрате семь, сидит в «Лингз-Уингз», на пересечении Голливуда и Чероки.
Мора утолял голод в закусочной. Босх знал, что у него не остается времени на осуществление задуманного, тем более что до Голливуда было полчаса езды.
— Группа-один, как он выглядит? Не запланировал ли, случаем, вечерней прогулки?
— Выглядит неплохо. Да, похоже, собрался прошвырнуться вечерком.
— Ну, ладно, до скорого.
— Ш-ш-ш...
Войдя обратно в дом, он сразу же заметил, что Сильвия снова плакала, но ей, похоже, в конце концов все же удалось взять себя в руки. «Может быть, первый приступ боли и гнева уже позади?» — подумал Босх. Она сидела на кухне и пила горячий чай.
— Не выпьешь чашечку, Гарри?
— Нет, спасибо. Мне уже пора.
— Что ж, иди.
— А что ты ей рассказала, ну, этой репортерше?
— Все, что пришло на память. Надеюсь, она напишет хорошую статью.
— Это они умеют.
Похоже, Хэнкс не проболтался журналистке о книге, которую читала девочка. Если бы проболтался, то репортерша наверняка принялась бы расспрашивать Сильвию, что та думает о столь многозначительном факте. Стало понятно и то, что к Сильвии начали возвращаться силы благодаря тому, что она смогла излить душу, рассказав все о погибшей. Босха всегда удивляло, насколько женщины любят поговорить о дорогом им покойнике — о том, кого они хорошо знали или любили. Он думал об этом всякий раз, когда приходилось сообщать о смерти человека кому-нибудь из его близких. Женщины бывали по-настоящему сражены горем, но в то же время им нестерпимо хотелось выговориться. И тут вдруг Босха пронзила мысль — ведь он и с Сильвией встретился при сходных обстоятельствах: Босх сообщил ей о смерти мужа. Они стояли здесь же,
