меня вспомнить о той наводке. У меня появилось какое-то предчувствие. Я попытался узнать, что сталось с Галереей с тех пор. Оказывается, три года назад она «бросила сцену». Я знаком с одним из ведущих продюсеров Ассоциации взрослого кино, и тот сказал мне, что она исчезла прямо посреди очередных съемок. Не сказала никому ни слова, и никто никогда о ней больше не слышал. Продюсер очень хорошо все помнит, потому что это стоило ему кучи денег — пришлось переснять половину картины. Иначе, если бы он просто заменил одну актрису другой прямо посередине съемок, фильм утратил бы цельность.
«Неужели для этих картин имеет значение такая категория, как цельность?» — с удивлением подумал Босх. Некоторое время они с Морой молчали, раздумывая обо всем сказанном. Наконец Босх заговорил:
— Значит, ты предполагаешь, что сейчас она может находиться где-нибудь в земле?
— Именно так я и думаю. Видишь ли, люди, занятые в этом бизнесе — не такие, как все, как мы с тобой. Они часто внезапно исчезают и затем всплывают совершенно в других местах. Я помню, как тут пропала одна киска, и вот я уже вижу ее фотографию в журнале «Пипл», на руках у какого-то знаменитого типа — знаешь, из тех, что собирают бабки в пользу животных, организовывают всякие благотворительные фонды и прочее. У него — собственное телевизионное шоу — «Ноев ковчег». Я и подумать не мог...
— Слушай, Рэй, мне наорать...
— Ладно, ладно, короче говоря, эти киски то уходят из бизнеса, то снова возвращаются. Это нормально. У них постоянно на уме заняться чем-нибудь другим. Они могут встретить парня, который, как они считают, будет кормить их с ложки черной икрой и кокаином, станет для них сладеньким папочкой — вроде того мудака из «Ноева ковчега», и им больше никогда не придется работать. А потом выясняется, что они жестоко ошибались. Они обычно ни хрена не видят дальше собственного носа.
Каждую из них обычно еще в детстве трахнул папочка, и вся их последующая жизнь — это какой-то мудовый способ заочно доказать папаше, что они чего-то стоят. По крайней мере, я где-то читал такое. А может, это тоже херня, как и все остальное.
Босх не нуждался в лекции по психологии.
— Ну, давай же, Рэй. Меня замучили в суде, мне нужно поскорее разобраться со всем этим. Переходи к делу. Что там с Галереей?
— Я рассказываю все это к тому, что с Галереей получилось как-то необычно: она исчезла три года назад и с тех пор нигде ни разу не всплывала. А ведь они всегда где-нибудь да всплывают. Даже если они накололи какого-нибудь продюсера так, что ему приходится переснимать картину, они все равно возвращаются назад и снова проходят весь путь наверх, начиная с самого низа — снимаются на «пленочки», работают домкратчицами и так далее.
— Домкратчицами?
— Да. Это особый талант. Такие девочки держат у снимающихся мужиков концы в состоянии боеготовности в промежутках, пока готовят и передвигают камеры, устанавливают свет, меняют декорации. Так, чтобы те в любой момент могли начать действовать. Понимаешь, что я имею в виду?
— Понимаю.
После десяти минут таких рассказов Босх уже испытывал состояние подавленности. Он посмотрел на Мору. А ведь тот служил в отделе нравов столько, сколько Босх его знал.
— А та, которой удалось сбежать? Ты не проверял ее по той наводке?
— Нет, я же тебе сказал, что бросил это дело после того, как ты пришил Черча. Я ведь думал, что все закончилось.
— Да, я тоже так думал.
Босх вытащил из кармана маленькую записную книжку и сделал несколько пометок.
— А у тебя остались с тех пор какие-нибудь записи?
— Не-а, я все похерил. Отчеты о наводках, наверное, до сих пор хранятся в центральном архиве, но ты оттуда узнаешь не больше того, чем я сказал.
Босх кивнул. Мора, видимо, был прав.
— Как выглядела эта Галерея?
— Блондинка, хорошие сиськи — наверняка сделал Пластик из Беверли-Хиллз. У меня, по-моему, где-то тут была ее фотография.
Мора откатился на кресле к стоявшим сзади шкафам с папками, порылся в ящиках и, вытащив одну из папок, подкатился обратно к столу. Он достал из нее несколько рекламных фотографий размером восемь на десять. На них обнаженная блондинка позировала на берегу океана. Лобок у нее был чисто выбрит. Босх вернул фото Море, испытывая чувство неловкости, словно они были мальчишками, обсуждавшими на школьном дворе одну из девчонок. Ему показалось, что на лице Моры промелькнула еле заметная улыбка, и подумал: забавляет ли Мору испытываемое им чувство неловкости или тут что-то другое.
— Ну и работенка у тебя!
— Да, но кто-то же должен ее делать.
Несколько секунд Босх изучал своего собеседника. Он решил воспользоваться моментом и постараться понять, что заставляло Мору цепляться за эту работу.
— Но почему именно? ты, Рэй? Ты ведь занимаешься этим уже так давно!
— Я цепной пес, Босх. Верховный суд говорит, что вся эта херня является законной до определенного предела. Вот я и есть тот самый предел. За этим нужно следить. Нужно следить за чистотой, я не шучу. То есть весь этот народец должен получать лицензии, быть определенного возраста и никого ни к чему не принуждать помимо доброй воли. Я провел много дней, копаясь в этом мусоре, занимаясь такими делами, за которые не взялся бы даже Верховный суд. Проблема — в общественных устоях, Гарри. В Лос-Анджелесе таковых не существует. На протяжении многих лет тут ни разу не было успешного судебного дела по обвинению в разврате. Я возбуждал несколько дел в связи в растлением малолетних. Ну и что? Ни хрена из этого не вышло!
Он на секунду умолк, а потом продолжил:
