Она высвободилась из его рук и вышла из кухни.
Босх направился к телефону, висевшему на стене рядом с холодильником, и набрал номер авиакомпании. Договариваясь со служащей о переносе вылета на утро понедельника, Босх спросил, может ли отправиться в Лос-Анджелес не прямым рейсом, а с посадкой в Лас-Вегасе. Служащая сказала, что в этом случае задержка составит три часа четырнадцать минут и ему придется доплатить пятьдесят долларов. Босх согласился. Хотя компания уже содрала с него семьсот баксов, он не стал спорить и продиктовал номер своей кредитной карточки.
Он подумал о Лас-Вегасе, как только снял трубку. Клод Эно умер, но осталась его жена, которой пересылались его пенсионные чеки. Если ему, Босху, улыбнется удача, он получит информацию, стоившую много больше жалких пятидесяти долларов.
– Ты готов? – крикнула из гостиной Джасмин.
Босх вышел из кухни и увидел ее в джинсовых шортах и коротком топе, поверх которого она набросила белую рубашку, стянув ее узлом на талии. На носу Джаз красовались черные очки.
Она отвезла его в кафе, где им принесли блины с медом, овсянку, яйца всмятку и смазанные маслом тосты. Босх не ел овсянку со времен военно-тренировочного лагеря в Беннинге, но завтрак ему понравился. Они почти не разговаривали о событиях минувшей ночи и о картинах не упоминали. Словно разговоры на эти темы следовало вести лишь в темноте спальни.
Когда они поели, Джасмин сама оплатила счет, а Босх оставил на столе чаевые. День они провели в странствиях, раскатывая по дорогам в «фольксвагене» Джасмин с опущенным верхом. Она показала ему окрестности Тампы, начиная с Ибор-Сити и кончая Сент-Питерсбергом. За это время они сожгли полный бак бензина и выкурили две пачки сигарет. Когда день начал клониться к вечеру, они заехали в местечко под названием Индианс-Рокс-Бич, чтобы полюбоваться закатом над просторами залива.
– Я бывала во многих местах, – сказала Джасмин, – но лучше здешнего предвечернего света ничего не видела.
– А ты была когда-нибудь в Калифорнии? – спросил Босх.
– Пока не приходилось.
– Там закат иногда напоминает вулканическую лаву, изливающуюся на город.
– Должно быть, это очень красиво...
– Не то слово. Глядя на такое, о многом забываешь... Это, кстати сказать, одно из достоинств Лос- Анджелеса. Город во многом довольно мерзкий, но у него есть и прекрасные качества.
– Я тебя понимаю.
– Меня мучает один вопрос...
– Ты опять за свое? Ну, спрашивай.
– Если ты, как я понимаю, никому своих работ не показываешь, то чем же зарабатываешь себе на жизнь?
Интересное дело – Босх думал об этом весь день, но лишь когда тот пошел на убыль, отважился полюбопытствовать.
– Кое-что мне оставил отец. Он и раньше давал мне деньги. Немного, правда, но мне хватало. Зато я могу работать над картинами сколько нужно и не идти на компромиссы. Возможно, в один прекрасный день я их и выставлю. Когда мне не будет за них стыдно. Это по крайней мере честно.
За расплывчатым ответом скрывалось стойкое нежелание этой женщины демонстрировать миру свои работы, а по существу – самое себя. Но Босх решил больше не затрагивать эту тему. Однако теперь настала очередь Джасмин.
– Ты настолько коп, что без расспросов и дня прожить не можешь?
– Если я не на службе, то задаю вопросы только тем людям, которые мне небезразличны.
Она быстро чмокнула его в щеку и вернулась к машине.
Заехав к ней домой, чтобы переодеться, они отправились обедать в лучший ресторан Тампы с довольно внушительным списком вин. Интерьер ресторана был выдержан в стиле рококо, характерной чертой которого, по мнению дизайнера, являлись массивная, темного дерева, мебель с позолотой, тяжелые бархатные шторы, классические статуи и картины с античными сюжетами.
Босх подумал, что Джасмин должна была привезти его именно в такой ресторан. Когда они сели за столик, Джаз заметила, что, хотя здесь большой выбор мясных блюд, ресторан принадлежит вегетарианцу.
– А я-то думал, что такое бывает только в Калифорнии.
Она улыбнулась и некоторое время хранила молчание, что позволило Босху вернуться мыслями к его делу. За весь день он ни разу о нем не вспомнил и теперь испытывал чувство вины. Ему казалось, будто он отодвинул мать в сторону, чтобы она не мешала ему предаваться радостям бытия. Чуткая Джасмин быстро поняла, что он в очередной раз за что-то себя корит и терзается сомнениями.
– Можешь остаться еще на день? – сочувственно спросила она.
– Не могу. Должен лететь. Но я вернусь. Как только мне представится такая возможность.
Босх расплатился за обед кредитной картой, которая почти исчерпала свои возможности, и вслед за Джасмин направился к выходу. Сев в «фольксваген», они вернулись в ее квартиру и, подгоняемые предстоящей разлукой, сразу легли в постель и занялись любовью.
Интимное общение с Джасмин доставляло Босху огромное удовольствие. Ему хотелось, чтобы их близость никогда не кончалась. Он и прежде влюблялся в женщин с первого взгляда, но никогда еще чувство к почти незнакомой женщине не было столь сильным и всепоглощающим. Босх подозревал, что в немалой степени этому способствовала окутывавшая ее тайна. Это был тот самый крючок, на который она неосознанно его подцепила. Джаз казалась Босху чрезвычайно загадочной, и хотя они достигли, казалось бы, всех мыслимых пределов сближения, в ней оставалось еще много непознанного, необъяснимого.
