Внезапно «старина» почувствовал отчуждение от своих спутников. Они были всего лишь двумя служителями закона. Они выполняли свою работу, невзирая на то, каким будет результат. Уэндовер же оставался обычным человеком, и его суждения определялись обычными человеческими эмоциями, решения он выносил под влиянием симпатии или жалости. Почти с изумлением Уэндовер почувствовал, что Армадейл вызывает у него крайнее отвращение. Этому огромному, грубо сколоченному человеку было наплевать на тот постыдный скандал, который менее чем через час произойдет по его вине.
Очнувшись от своих мыслей, Уэндовер обнаружил, что сэр Клинтон без всякого выражения смотрит на него:
— Хочешь все бросить, старина? Твое лицо тебя полностью выдает. Тебе не нравится, какой оборот принимает дело? Тогда лучше предоставь нам самим его закончить.
Уэндовер умел принимать решения быстро. Всего несколько секунд понадобилось ему, чтобы оценить ситуацию. Если он выйдет из игры, и стражи закона пойдут дальше без него, среди хищников не останется человека. Если он останется с ними, то сможет, по крайне мере, занимать критическую позицию и сбивать спесь с инспектора, находя слабые звенья в цепи, которую он кует. У Крессиды будет хотя бы такой, пассивный, защитник. Выбор был сделан.
— Нет, — ответил Уэндовер. — Коли уж я ввязался Б это дело, я останусь до конца. Вам снова может понадобиться беспристрастный свидетель. Я на эту роль согласен.
Инспектор даже не пытался скрыть досаду. Сэр Клинтон не выразил ни одобрения, ни порицания, но счел нужным сделать предупреждение:
— Прекрасно, старина. Это твой выбор. Но помни, ты — всего лишь свидетель. И, если твоего мнения не спросят, ты вмешиваться не должен.
Уэндовер выразил согласие коротким кивком. Сэр Клинтон нажал на газ и повел машину вперед, не отрывая глаз от следов, глубоко вдавленных в землю шипованными шинами. У территории отеля колеи завернули в ворота и затерялись на гравии подъездной аллеи.
Заметив это, инспектор не смог сдержать невольного жеста радости. Уэндовер же понял, что эта последняя улика окончательно затянула сеть вокруг несчастной девушки.
— Это все решает, сэр, — сказал Армадейл с таким откровенным удовлетворением, что Уэндовер почти пришел в ярость. — Она съездила па машине па пляж и вернулась. Просто, как дважды два.
— Полагаю, вы заметили, что на обратном пути машина ни разу не тормозила, — небрежно заметил сэр Клинтон. — На дороге следов остановки нет.
Только поставив свой автомобиль в гараж, он заговорил снова:
— Инспектор, нам сейчас крайне нежелательны сплетни. И мы должны приложить все усилия, чтобы избежать их. Пока мы не имеем права предъявить кому-либо обвинение, и не следует привлекать к расследованию излишнее внимание. Я считаю, что мистер Уэндовер должен пойти и передать мисс Флитвуд просьбу о встрече. Если это сделаете вы, то через пять минут заработают все языки в округе. А к тому времени, когда они обменяются информацией, будет уже невозможно откопать ту крупицу истины, которой кто-то из них, возможно, и обладал. В их головах все смешается, и они уже не смогут вспомнить, на самом ли деле они что-то видели или просто услышали об этом от кого-то другого.
Уэндовер признавал правоту этого довода, но в то же время ясно осознавал, какую двусмысленную роль ему навязывают.
— Мне не слишком по душе это поручение, Клинтон, — запротестовал он. Оно ставит меня в ложное положение.
Сэр Клинтон резко прервал его:
— Пять минут назад я предложил тебе выйти из игры. Ты предпочел остаться с нами. Значит, ты должен делать, что тебе говорят. Таковы правила.
Уэндовер понял, что единственная возможность удержаться в стае хищников — выполнять приказы. И хмуро подчинился:
— Хорошо, Клинтон. Мне не нравится твоя идея, но У нее есть свои преимущества.
Они вместе вошли в отель. Уэндовер направился к конторке. Его спутники временно отступили на второй план.
— Миссис Флитвуд? — повторил портье, выслушав Уэндовера. — Да, сэр, она наверху. Вы разве не знаете, что мистер Флитвуд этой ночью сломал ногу? Сейчас его осматривает врач. Думаю, миссис Флитвуд с ним в его комнате.
— В каком они номере?
— Номер тридцать пять, сэр. Мне позвонить в их номер и спросить, может ли она с вами встретиться? Это совсем недолго.
Уэндовер отрицательно мотнул головой и повернул назад. В дальнем конце холла он снова встретился со своими спутниками.
— Это на втором этаже. Пойдем пешком, — сказал сэр Клинтон, сворачивая к лестнице. — Предоставляю вам вести беседу, инспектор.
Ничего не имея против, Армадейл постучал в дверь комнаты номер тридцать пять. Получив ответ, он повернул ручку и вошел. Сэр Клинтон последовал за ним. Уэндовер же, ощущая крайнюю неловкость, нерешительно замялся на пороге. Взору вошедших предстал лежащий на кровати Стэнли Флитвуд, бледный и измученный. Крессида, поднявшись с кресла, бросила на незваных гостей встревоженный взгляд.
Инспектор явно не был приверженцем тактичных вступлении:
— Простите за беспокойство, — угрюмо сказал он, — Но мне кажется, вы можете сообщить мне некоторые сведения относительно того, что произошло на пляже этой ночью.
Уэндовер, несмотря на всю свою враждебность по отношению к Армадейлу, не мог не восхититься тем, как хитро построил он это предложение. В нем наряду с откровенным обвинением содержалась и некоторая неопределенность, призванная сбить преступника с толка и заставить неуклюже замяться с ответом. Но главным объектом внимания Уэндовера была Крессида, и одного взгляда на нее было достаточно, чтобы заставить сжаться его сердце. Мука, смятение, отчаяние смешались на ее лице. Но яснее всего на нем читался страх. Крессида посмотрела на мужа, потом на инспектора; было очевидно, что она сразу поняла всю силу грозящей ей опасности.
«Что же это! У нее такой вид, будто она и вправду это сделала! — с ужасом признался сам себе Уэндовер. — И она до смерти боится, что у Армадейла есть доказательства».
Крессида механически облизнула губы, словно намереваясь ответить. Но прежде чем она успела что- то произнести, заговорил ее муж:
— С какой стати вы приходите сюда с расспросами? Вы что, представитель власти? Или репортер?
— Я инспектор Армадейл.
Стэнли Флитвуд явно прилагал нечеловеческие усилия, чтобы, невзирая на сильнейшие физические страдания, держать себя в руках. Кивнув в ответ на представление инспектора, он повторил свой вопрос:
— Что привело вас к нам?
Но Армадейл не собирался выдавать степень своей осведомленности:
— Я не в праве обсуждать это, мистер Флитвуд. Я пришел сюда задавать вопросы, а не отвечать. В ваших же интересах говорить со мной откровенно.
Он обернулся к Крессиде:
— Вы были на пляже этой ночью около одиннадцати?
Стэнли Флитвуд вмешался, опять не давая жене ответить:
— Минутку, инспектор. Вы намерены выдвинуть против меня обвинение?
Армадейл на секунду заколебался, словно пребывая в нерешительности относительно своего следующего шага. Казалось, он разглядел в этом вопросе какой-то подтекст.
— Никого ни в чем не обвиняют… пока, — ответил он, многозначительно выделив последнее слово. Но, пока он говорил, взгляд его с откровенной угрозой остановился на измученном лице Крессиды.
— Ничего не говори, Крессида, — предостерег ее муж и вновь обернулся к инспектору: — Вы ведь не имеете права требовать от нас показаний, если мы не хотим их давать?
— Это так, — осторожно признал инспектор. — Но предупреждаю вас, иногда бывает опасно утаивать
