– Ей всегда твердили, что она красавица, эдакая «английская роза». И отец договорился о фотосессии с самым лучшим и высокооплачиваемым фотохудожником, который за день работы обычно берет две-три «штуки». Сделали снимки, и новая жена наказала моему другу не вмешиваться в это дело, поскольку в таком случае ее успех не будет стоить и ломаного пенса. Он согласился. В Конце концов, Шарли должна снискать уважение собственными заслугами.
Здесь Джимми лезет в конверт и извлекает оттуда пару фотографий. Он подталкивает их в мою сторону, и они, скользнув по льняной скатерти, ложатся передо мной бок о бок. На первом глянцевом фотоснимке – Шарли с обнаженными плечами и едва прикрытой грудью. По краям изображение слегка смазано. Очевидно, фотограф намеревался добиться эффекта движения. Белокурые волосы распушены, немного растрепаны и словно развеваются по ветру. Свет падает сзади, делая лицо похожим на застывшую в удивлении маску с испуганными глазами и ярко-красными, густо покрытыми блеском губами. В итоге получилась эдакая юная соблазнительница с наивным и одновременно порочным взглядом. Однако что-то подсказывает мне, что душа Шарли не лежит к модельному бизнесу.
Вторая фотография представляет собой цветную фотокопию оригинального снимка, разрезанного напополам. Шарли тесно прижималась к какому-то здоровяку. Именно его и отрезали. Вне всяких сомнений, здесь стоял ее отец. Он был в темно-синем блейзере и обнимал ее за плечи, она же застенчиво и с любовью смотрела туда, где некогда находился папаша. Очаровательная, миленькая девушка. Только вряд ли из нее получится фотомодель. Не того она типа. Волосы не собраны и слегка взъерошены. Впрочем, так сейчас носят все молодые особы. Однако Шарли это даже к лицу. На ней какой-то балахон, вроде старого отцовского джемпера, в каком он обычно ездит играть в крикет. И еще какие-то бесформенные штаны. В такой одежде малышку совсем не видно. Она прижимает спрятанные в рукава руки к груди. Это придает ей вид защищенного и одновременно хрупкого создания. По-моему, второй снимок намного удачнее. На нем малышка больше походит на живого человека. Она мне даже нравится, но все равно есть что-то в этой девочке, что вселяет неопределенный страх.
– Ну, как она тебе, сынок? Прекрасное создание, правда? И немного сбитое с толку.
– Да, пожалуй. Она мила.
– Певчая птица в золоченой клетке. Девушки наивны и беспомощны, когда им двадцать один год.
Очевидно, Джимми не приходилось сталкиваться с моими двадцатилетними подружками.
– Ее слишком уж ограждали от окружающей действительности.
– Может быть. Ей предложили участвовать в крупной рекламной кампании какой-то косметики или нижнего белья. Это было как нельзя кстати и могло бы стать для нее первым шагом к вершине карьеры. Только вот Шарли куда-то запропала и объявилась лишь спустя две недели. Не думаю, что она сама знала, где ее носило половину этого времени. Наверняка опять шлялась с гребаными неудачниками, бездельниками, подонками, наркоманами. Вся в мать. Та тоже не могла отличить нормального человека от конченого. Вот тебе и уютный дом, и авто, и бабки… Казалось бы, что еще нужно? Так нет: надо обязательно связаться с людишками, которые станут пичкать тебя наркотой ради того, чтобы, подсев, ты покупала и на их долю.
– Эх, Джимми, Джимми. Все намного проще. Я, кажется, начал понимать, что за штучка эта Шарли: милая, но не такая уж невинная. Мой опыт показывает, что девушки вроде нее – папенькины дочки – ради желанного приза готовы на все. Эти своего не упустят.
– Вскоре положение усугубилось тем, что полиция стала проявлять к их проблемам повышенный интерес. Моему приятелю пришлось разбить несколько голов и посоветовать паре недоумков держаться подальше от его дочери. Они все поняли правильно. Отец отослал Шарли в Штаты, но и там она умудрилась влипнуть в историю. В общем, она снова здесь, и все по-прежнему. За тем лишь исключением, что теперь малышка всерьез подсела на порошок, а тебе должно быть хорошо известно, чем может окончиться для нее это пагубное пристрастие. Тут и до кладбища недалеко.
Чую, лицемерит, подлец. Джимми изо всех сил старается представить ее жертвой обстоятельств. Я же, напротив, убежден, что Шарли – добровольная их участница, если не сказать больше.
– Старик не желал лишать дочь наследства и оставлять ее без пенни в кармане. Это означало бы отдать ее прямо в лапы какому-нибудь последнему ублюдку. Кто-то сказал, что ей нужна жесткая любовь. Это американцы придумали. Ты просто самоустраняешься и оставляешь наркомана наедине с проблемой. Хватит потворствовать этому безумию. Его вместе с другими «больными» помещают в реабилитационный центр. Опять же американская идея. Так вот там под одной крышей собираются разнокалиберные «пациенты»: алкаши, героинщики, кокаинщики и подобный сброд, и все они должны помогать друг другу порвать с губительной привычкой.
Джимми легонько качает головой.
– Все считают, что это только в Америке наркомания, а у нас нет. Ошибочка. Здесь то же самое. Один приятель его второй жены надменно вздыхает: «Испорченное поколение. Что тут сделаешь».
– Чем она травится?
– С чего бы начать… Ну, стимулянтами, депрессантами, травкой, порошком… Только назови – она тут же попробует. Главное, чтобы товар был высшего качества. Ей нравится «кокс» – она от него улетает, – Джимми задирает руки к потолку, – и «герыч» тоже – от него плющит, – он вновь опускает их на стол.
– Не понимаю, почему они не могут остановиться, – решил я высказаться. – Это всего лишь вопрос дисциплины.
– В точку. У многих ее просто нет. Полное отсутствие силы воли.
– И самодисциплины, – говорю я, киваю и грожу пальцем кому-то невидимому, прекрасно понимая, что в противном случае я был бы намного беднее. Зато я нашел общий язык с Джимми. Теперь я знаю, как с ним обращаться.
– Ты прав. Так или иначе, Шарли отправили в Чиптон-Грандж, к юго-западу от Лондона. Она жила в большом старом загородном доме, расположенном на огромном участке земли. Вставала в семь, ложилась в десять. Свежий воздух, здоровенные порции добротной пищи – все условия, чтобы подкрепить здоровье и нарастить мяска на кости. Красота, мать ее!!! Режим хоть и строгий, но эффективный.
– Как у вас в исправительной школе.
– Да уж. А ты, сынок, нахал. В общем, поначалу она возненавидела это место, но потом ей даже понравилось. Там она спуталась с каким-то типом, хотя это запрещено. Встречаться они не могли, так что кто-то из них должен был уехать.