— Б-четыре, — сделал ход Виктор, немец, которому досталась от природы уйма волос — Виктор собирал их в хвост, и еще хватало на подбородок и верхнюю губу.
— Мимо, — ответил Эд, англичанин, которому волос не досталось вообще, даже для лица. Тем не менее Эд симпатизировал Виктору, хотя и считал в глубине души, что часть волос коллеги должна была бы по справедливости достаться ему.
Виктор сосредоточенно наморщился. Где-то на не слишком просторных просторах игрового поля Эда затаились подводная лодка, эсминец и авианосец, однако же Виктору никак не удавалось в них попасть. Он даже усомнился: а не врет ли Эд насчет его промахов? — но потом решил: Эд не тот человек, чтобы врать.
Эд не отличался особым воображением, а Виктор считал, исходя из своего опыта, что склонность к вранью присуща только людям с воображением. Ложь требует выдумки, а это хорошо дается лишь тем, кто обладает фантазией. У Виктора воображения было чуть побольше, чем у Эда, поэтому ему вранье давалось получше. Ненамного, но все-таки.
Эд услышал громкое сопение Виктора.
— Фу! — воскликнул Виктор. — Это ты, что ли?
Тут Эд тоже учуял запах. В комнате отчетливо завоняло тухлыми яйцами.
— Нет, не я, — ответил слегка оскорбившийся Эд.
Во второй раз за короткое время Виктор подумал, а не врет ли Эд.
— В любом случае, сейчас мой ход, — заявил англичанин. — Е-три.
— Мимо.
— А это еще что?
Виктор не шелохнулся.
— Я же сказал: мимо. Это оно и есть — не попал.
— Да нет! — отмахнулся Эд. — Я спрашиваю, вот это что такое?
Англичанин указал пальцем в сторону монитора, на котором отображалось происходящее в ускорителе частиц. Именно от него шел писк. Изображение на экране смахивало на смерч, только плоский, без воронки.
— Не вижу ничего особенного, — сказал Виктор.
— Просто какая-то частица сорвалась и улетела, — объяснил Эд. — Вот система безопасности и сработала.
— Частица? — переспросил Виктор. — Частицы так просто с места не срываются. Это тебе не мотоциклы.
— Ну ладно, — согласился обидевшийся Эд. — Вероятно, некая частица материи отделилась от остального потока и покинула ускоритель. Так лучше?
— А, ты про ту частицу, которая только что сорвалась и улетела? — спросил Виктор, размышляя: и кто только придумал, что у немцев нет чувства юмора?
Эд уставился на него. Виктор вытаращился в ответ, потом вздохнул.
— Это невозможно, — сказал он. — Там внутри замкнутое пространство. Заряженные частицы не могут просто так взять и улететь из него. Это глюк.[5]
— Никакой это не глюк! — возразил Эд. Он бросил игру и принялся лихорадочно стучать по клавиатуре. Вывел на второй монитор изображение с другой камеры, проверил время, потом стал прокручивать запись назад. Через двадцать секунд обратной перемотки небольшая светящаяся частица появилась в левой части экрана и присоединилась к общей массе. Эд поставил изображение на паузу, потом прокрутил заново на половинной скорости. Они с Виктором проследили, как частица уносится прочь.
— Что-то мне это не нравится, — заметил Виктор.
— И мне, — поддержал его Эд. — Это вообще невозможно.
— Как по-твоему, что это такое?
Эд проверил показатели.
— Понятия не имею.
Теперь они уже вдвоем постучали по клавиатурам и вывели на экран одни и те же данные, пытаясь разобраться с причиной аномалии.
— Ничего не вижу, — признался Эд. — Не понимаю, где это искать.
— Погоди, — остановил его Виктор. — Я заметил… Нет! Это еще что такое?! Что происходит?
На глазах у них с Эдом данные словно бы сами собой переписывались. Последовательность кодов изменялась: нули превращались в единицы, а единицы — в нули. Оба ученых лихорадочно пытались остановить череду изменений, но это было невозможно.
— Какой-то вирус, — сказал Виктор. — Он заметает следы.
— Должно быть, кто-то взломал систему, — высказал предположение Эд.
— Я помогал делать эту систему, — заявил Виктор, — но даже я не смогу ее взломать. Во всяком случае, вот так.
А потом, не прошло и минуты, изменение кода завершилось. Эд попытался снова вызвать на экран изображение частицы, отделяющейся от общего потока, но на этот раз на экране появилось лишь изображение огромного туннеля, и протоны вели себя в нем в точности так, как им полагается.
— Надо об этом доложить, — сказал Эд.
— Знаю, — отозвался Виктор. — Но у нас нет никаких доказательств. Ничего, кроме наших слов.
— Разве их недостаточно?
Виктор кивнул.
— Возможно, но… — Он уставился на экран. — Что это означает? И кстати, куда она подевалась?
— И что это за запах?..
Ученые были не единственными, кто наблюдал за коллайдером.
Внизу, во мраке, где скрываются наимерзейшие твари, за строительством коллайдера с большим интересом следило древнее Зло. Сущность, обитавшая во тьме, имела множество имен: Сатана, Вельзевул, Дьявол. Существа, обитавшие вместе с ним, знали его под именем Отца Зла. [6] Отец Зла сидел во тьме очень долго.
Он существовал за миллиарды лет до людей, динозавров или даже маленьких одноклеточных организмов, которые в один прекрасный день решили стать большими многоклеточными организмами, а потом создали литературу, живопись и назойливые рингтоны для мобильников.
Он наблюдал из глубин пространства и времени — ибо камень, огонь и почва, вакуум, звезды и планеты не преграда для него, — как на Земле возникла жизнь, как деревья потянулись к небу и океаны наполнились живыми существами, и ненавидел все это.
Он желал положить этому конец, но не мог. Он был заключен в узилище, возведенное из пламени и камня, в окружении подобных себе тварей: одних он создал из собственной плоти, другие же были изгнаны во мрак за злобу и коварство, хоть никто из них и близко не мог сравниться с Отцом Зла. Немногие из легионов демонов, обитавших с ним в этом далеком огненном царстве, когда-либо видели Отца Зла воочию, ибо он пребывал в самом глубоком и самом дальнем уголке ада, где предавался размышлениям, строил планы и ожидал возможности вырваться.
И вот, после долгого томления, он сделал первый шаг.
Глава четвертая,
в которой мы узнаем, как неразумно пытаться вызывать демонов и вообще якшаться с потусторонним
Сэмюэл с Босвеллом расположились на стене возле дома четы Абернати и наблюдали за улицей. Стоял тихий вечер, люди в большинстве своем уже сидели по домам и пили чай, поэтому наблюдать было особо не за чем и делать особо нечего. Сэмюэл покачивал ведром и слушал тишину — а тишина, как всем
