Стэнли поворачивается к присяжным. Они не спускают с него глаз.
— Сэр, до того как прогремел выстрел, было ли вам известно о том, что обвиняемый находится в аэропорту?
— Нет.
— Что случилось после того, как мистер Хаммонд застрелил мистера Монтероса?
— Мы вчетвером кинулись к ангару и взяли мистера Хаммонда под прицел — чтобы он не сбежал с места преступления.
— А он что сделал?
— Он наклонился, положил ружье на асфальт, выпрямился и поднял руки.
— Что произошло потом? — Стэнли придвигается поближе к присяжным.
— Один из моих людей забрал ружье. Другой надел на Хаммонда наручники. Он не сопротивлялся. Я зачитал ему его права.
— Он держался как человек, который понимает, что происходит?
— Да.
— Он понимал, кто вы такие?
— Да.
Стэнли снова глядит на присяжных. Хочет внушить им, что эти односложные ответы очень важны. В конце процесса он попросит их, чтобы они вспомнили эти ответы — когда они будут оценивать нашу защиту в целом и наше утверждение о временной невменяемости обвиняемого в частности.
— Обвиняемый сказал вам что-нибудь, когда вы зачитали ему его права?
Начальник полиции снова, прежде чем ответить, смотрит на Бака.
— Да.
Стэнли тут же спрашивает:
— Что именно?
Томми Фицпатрик вздыхает и смотрит на присяжных.
— «Одного хочу — чтобы он снова встал. Тогда бы я застрелил его еще раз».
Луна сегодня почти полная. Ее свет отражается в воде — там, где кончается Бейвью-роуд. Он освещает пляж и дорожку, засыпанную свежим снегом.
Домик Сони Бейкер, вокруг которого натянута лента — это место преступления, — окутан желтоватым сиянием. У обочины стоит «бьюик» Джеральдины. Из-за палевой кружевной занавески льется мягкий свет лампы. Если бы не лента с черными буквами, домик в эту холодную ночь выглядел бы таким уютным и гостеприимным…
Джеральдина согласилась здесь со мной встретиться. Входная дверь не заперта. Я стучусь в окно, чтобы сообщить о своем прибытии, и вхожу. Все поверхности в гостиной — мебель, дверные ручки, даже подоконники — присыпаны порошком: проверяли отпечатки пальцев.
— Марта, я здесь!
Я иду на голос Джеральдины — в спальню Мэгги. Там только узкая кровать, плетеный коврик и старый сосновый комод. Стены, как и следовало ожидать, увешаны плакатами с фотографиями киноактеров и рок- певцов, но беспорядка в комнате нет.
Джеральдина на меня не смотрит. Она складывает в два пакета вещи из комода.
— Откуда ты знаешь, что брать? — спрашиваю я.
Она показывает на ящики комода: они почти пусты. Выбирать особенно не из чего.
Джеральдина кладет в пакет последние несколько вещей и направляется к двери.
— Забавно, — говорит она, — ты никогда не производила впечатления такой уж чадолюбивой женщины.
— Это только на время, Джеральдина.
— На время? — скептически переспрашивает она. — Пока ее мать отсидит пожизненный срок?
— Нет, — твердо отвечаю я, — пока мы не выясним, кто убил Говарда Дэвиса.
Она качает головой, и ее белокурые кудряшки разлетаются в разные стороны.
— Марта, Говарда Дэвиса убила твоя клиентка. И нам обеим это отлично известно.
— У меня другое мнение, Джеральдина.
— Он сам напросился. — Кудряшки снова взлетают вверх. — Я вполне разделяю твои чувства. Если над какой женщиной и издевались, так это над ней. И мы постараемся добиться минимального наказания. Но срок она все равно получит. И не маленький.
Я вдруг понимаю, что смертельно устала. Вот чего не понимаю, так это одного: почему Джеральдина всегда уверена в своей правоте, а я — не важно, выступаю я обвинителем или защитником, — никогда.
Я забираю оба пакета.
— Спасибо тебе, — говорю я.
Она качает головой. Похоже, она поставила на мне крест.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Сегодня утром заседание откладывается. Вчера вечером в Ярмуте полиция поймала Доминика Патерсона, и сначала суд будет разбираться с ним. Ники — один из самых знаменитых на Кейп-Коде алиментщиков. Раз в два года его затаскивают в суд, он подписывает распорядок выплат, делает пару- тройку взносов и снова исчезает. На сей раз защищать его выпало Киду.
С отцами-алиментщиками обычно разбирается суд по семейным делам, но этот алиментщик дошел до главного суда. Дело попало к судье Лонгу. И хронический алиментщик должен будет предстать перед судьей, который твердо убежден, что обеспечивать своих детей — священная обязанность каждого человека.
Охранники вводят в зал нашего странствующего рыцаря в наручниках. Судя по его виду, ночка выдалась не из приятных. Он еще не знает, что утро будет еще хуже.
Охранники усаживают Ники рядом с его защитником, и Кид тут же начинает что-то ему объяснять. Ники его не слушает. Через несколько минут он горько об этом пожалеет.
Судебный пристав нараспев зачитывает свою утреннюю «молитву», и в зал входит судья Лонг. С суровым видом он трижды стучит молотком. В зале наступает тишина. Судья смотрит поверх очков на Ники Патерсона.
Джеральдина и Стэнли оба здесь. Стэнли проглядывает какие-то бумаги — готовится к допросу сегодняшних свидетелей — и не обращает на алиментщика ни малейшего внимания. Джеральдина стоит и улыбается судье Лонгу.
— Мистер Доминик Патерсон, — объявляет Джеральдина и, взмахнув обеими руками, указывает на обвиняемого. — Полагаю, этим все сказано.
— Ваша честь… — тут же вскакивает Кид.
Судья Лонг жестом велит ему умолкнуть:
— Обвинение, прокурор Шиллинг. Зачитайте обвинение.
Что она и делает. У Ники две дочери — восьми и десяти лет. С семьей он не живет уже пять лет. Первые два года выполнял финансовые обязательства, но впоследствии выплаты стали редкими и крайне нерегулярными. В настоящее время он недоплатил двадцать две тысячи долларов, не считая процентов.
Кид делает все, что в его силах. Можно найти тысячу объяснений. Потерял работу… трудные времена… никак не удается устроиться… Кид просит судью утвердить новый план выплат.
— Благодарю вас, мистер Кид, — говорит судья Лонг, не сводя глаз с Ники. — Встаньте, мистер Патерсон, — произносит он на удивление тихо. Ники встает: он готов принести извинения. — Мы вот что сделаем, мистер Патерсон. Мы вас отправим домой.
