Ники благодарно улыбается.
— Завтра утром вы должны вернуться сюда с чеком на двадцать две тысячи долларов.
Улыбка сползает с лица Ники.
— У меня нет таких денег, судья.
— Так раздобудьте их, мистер Патерсон. Когда вы представите чек, я издам приказ, позволяющий вам выплачивать проценты в рассрочку.
Кид понимает, что обсуждение бесполезно, но Ники не желает сдаваться.
— Где же я их возьму? — вопрошает он.
— Какая у вас машина, мистер Патерсон?
— «Шевроле»-пикап.
— Старая?
— Да нет, — растерянно отвечает Ники. — Ей меньше года.
— Продайте ее.
Кид толкает Ники Патерсона локтем в бок, ведет его к проходу.
— Ровно в девять утра, — говорит им вслед судья. — Да, мистер Патерсон, вот еще что. Если придете без чека, не забудьте прихватить зубную щетку.
Наши присяжные теперь под секвестром. Пока не будет объявлен вердикт, они будут избавлены от потоков чуши, изливаемой средствами массовой информации. Пусть телевидение и газеты представляют доказательства на суд общественности, а я свои аргументы представлю в зале суда — людям, которые будут решать судьбу Бака.
Присяжные под секвестром сплачиваются. Оказавшись в карантине, двенадцать чужих друг другу людей, которых объединяет лишь разбираемое дело, становятся единым целым. Бывает, это целое — агрессивное. А бывает, сочувствующее.
Наши присяжные пока что встревожены. Их беспокоит, что придется вынести приговор человеку, который уже достаточно настрадался. И другое беспокоит: разве можно не осудить убийцу? Все это написано у них на лицах.
Они вереницей входят в боковую дверь — строгие, напряженные. Судья Лонг с улыбкой приветствует каждого по отдельности. Он приглашает их занять свои места, и публика тоже садится. В зале яблоку негде упасть.
Начальник полиции Чатема Томми Фицпатрик снова занимает свидетельское место. Судья напоминает ему о данной клятве, и он кивает.
У присяжных был целый вечер, чтобы переварить вчерашние показания. И наверняка они вспоминали слова Бака: «Одного хочу — чтобы он снова встал. Тогда бы я застрелил его еще раз». И моя задача — заставить присяжных почувствовать то, что чувствовал в то утро Бак. Это практически невозможно. Но я надеюсь, что шеф полиции мне поможет.
— Господин начальник полиции, расскажите, что случилось с Билли Хаммондом.
Стэнли откашливается и встает, направляется к судье:
— Ваша честь, здесь речь не о мальчике.
— Именно о нем, ваша честь, — говорю я.
Судья Лонг поднимает руки, призывая всех к тишине:
— Я разрешу давать показания, но дам присяжным разъяснения относительно ограничения круга вопросов.
Я возвращаюсь на место. Ограничения так ограничения. Когда шеф полиции изложит обстоятельства смерти Билли Хаммонда, все и думать позабудут об ограничениях. И надеюсь, для присяжных показания Фицпатрика будут подтверждением того, что справедливость, хоть и в такой жестокой форме, все-таки восторжествовала.
Возвращаясь на место, Стэнли на мгновение задерживается возле нашего стола.
— Этот судья… — шепчет он и злобно глядит на меня, будто судью назначила я лично, — невыносим.
— Леди и джентльмены, — говорит судья, — адвокаты обвиняемого настаивают на временной невменяемости своего подзащитного. Показания, которые вы сейчас услышите, важны для понимания состояния обвиняемого и должны быть учтены вами при вынесении вердикта. Это единственная причина, по которой они будут даны.
Бак роняет голову на руки: им с Патти тоже придется выслушать эти показания. И то, что расскажет шеф полиции, разбередит незаживающие раны.
— Господин начальник полиции, вы занимались расследованием исчезновения Билли Хаммонда, так ведь?
— Да.
— Расскажите, сэр, что послужило причиной расследования.
— В тот день, девятнадцатого июня, в субботу, около одиннадцати утра в службу спасения поступил звонок. Звонившая рыдала. Оказалось, что это соседка, летом живущая рядом с Хаммондами. Она работала в саду и утром, когда Билли шел на море, перекинулась с ним парой слов.
Стэнли встает и откашливается:
— Ваша честь, это приведет нас к свидетельству с чужих слов.
Есть двадцать три исключения из правил о свидетельстве с чужих слов, и эти показания могут с некоторой натяжкой подойти под три из них. Одно подходит бесспорно. Я снова обращаюсь к судье Лонгу:
— Подобные утверждения допустимы, ваша честь, если относятся к исключительным событиям и были сделаны, когда говорящий находился под впечатлением от произошедшего.
Судья Лонг смотрит на присяжных, на Стэнли, на меня:
— Я разрешаю.
Я поворачиваюсь к свидетелю:
— Господин начальник полиции, вы рассказывали нам о разговоре Билли Хаммонда с соседкой.
Томми Фицпатрик держится раскованно — как человек, который собирается рассказать правду.
— Так вот, — говорит он, — соседка сказала Билли, что за последнее время он здорово подрос. Билли засмеялся и сказал, что так, наверное, и есть. Она наклонилась к клумбе, где пропалывала сорняки, а через несколько минут выпрямилась — размять спину. В этот момент она смотрела в сторону пляжа. И увидела, как Билли подошел к фургону, стоявшему в дальнем углу стоянки. Он погладил собаку, сидевшую на переднем сиденье. И вдруг Билли исчез. Она побежала на пляж, но фургон уже уехал. На том месте, где он стоял, она увидела удочку.
— Это была удочка Билли Хаммонда?
— Да. Его мать узнала ее.
Присяжные смотрят на Патти. В глазах у нее слезы — она словно заново переживает те ужасные минуты.
— А что происходило потом?
— Как я уже сказал, была суббота. Мне позвонили домой, и я приехал. Соседка запомнила номер фургона. Мы сразу же выяснили, кому принадлежит машина. Обратились за помощью к военным, они выставили на дорогах блок-посты. Мы не хотели выпускать фургон с Кейп-Кода.
— Получилось?
— Да, — ответил шеф полиции и вздохнул. — На следующий день фургон нашли в кустах неподалеку от канала. Он был пуст.
— Давайте-ка вернемся назад. Вы сказали, что выяснили, чей это фургон. И чей же?
— Фургон принадлежал некоему Гектору Монтеросу. Мы проверили его досье и объявили Монтероса в розыск.
— Что же вы узнали из его досье?
— Протестую, ваша честь! — тут же выкрикнул, вскочив с места, Стэнли.
— Прошу обвинение и защиту, — машет рукой судья, — подойти ко мне.
Мы со Стэнли подходим к столу судьи.
