– Занимаясь в Осоавиахиме под вашим, товарищ полковник, командованием, я очень полюбил вас… и вас, Катерина Егоровна… и детей полюбил. Да. Я хочу жениться на Марфе… – Вениамин зажмурился.
Катя решительно поддержала его:
– Парень любит Марфеньку. Ей давно пора, папа, пора.
– Ну, эта песня в твоем жанре, Катюша, в твоем, – усмехнулся старик. – Не можешь равнодушно видеть холостых.
– Веня – хороший человек, и вся семья Ясаковых честная.
– Знаю Ясакова, он меткий стрелок.
– А кто из мужчин не меткий? Дело молодое! Если что и вышло, так он имел серьезные намерения.
– То есть как это – что-то вышло? – Агафон зверем посмотрел на сноху, на Вениамина. – Что вышло? А?
– С любой женщиной это может случиться. Марфута сама блажит: то такая близость, а то наотрез отказывается выйти замуж. Однако этого долго скрывать нельзя.
– Так! Я опять в дураках? Все обо всем знают, а меня вокруг пальца обводят? Не потерплю безобразия!
– Поймите, она женщина… Самая золотая пора…
– Да разве я сомневаюсь, что она существо женского рода? Загадка в другом: амурничала с этим отличным стрелком, а законный брак отвергает?
Вернулся с работы Семен, пожал Ясакову руку.
– А, Веня!.. Привет, строитель!
– Строитель он ловкий! – желчно засмеялся Агафон. – Делай, Сеня, запасную качалку.
И Агафон, усмехаясь, изложил «чудесную историю». Он был доволен тем, что сын тоже ничего не знал, что обоих «околпачили прекрасные созданья».
– Сватается за нашу деву, – заключил старик.
– Не могу без нее жить. Уговорите ее, пожалуйста! – взмолился Ясаков.
– Что за резон тебе связываться с ней? – спросил старик Вениамина. – Сейчас она шипит на тебя, как кошка, а дальше-то что будет, подумай!
– Товарищ полковник, не обижайте ее. Она замечательный человек. Мы хорошо заживем. У нас будет сын.
– Сеня, позови сюда это загадочное существо, – сказал старик и тихо добавил: – Сумасбродное племя.
«Вот и Валентина моего, наверное, такая же русалка-дура околдовала», – подумал он.
– Сейчас вам лучше уйти, Вениамин Макарыч, – посоветовала Катя.
– Почему же он должен уйти? – вступился Агафон. – Пусть дева прямо скажет: благоволит она выйти за него или нет?
Катя улыбнулась так выразительно, снисходя к недогадливости мужчин, что старик только развел руками.
– Что же, ретируйся пока.
А когда Ясаков ушел, он зло засмеялся.
– А может быть, сразу две свадьбы сыграем? С бубенцами! Подождем боевого майора с его о с о б о й и заодно переженим их. Это ты, моя милая, распалила деву! – наступал он на сноху. – Уж очень много в тебе материнского энтузиазма!
II
После чая Холодовы собрались в кабинете у радиоприемника – места задушевных бесед. Стены заставлены книжными полками, туго набитыми сочинениями и мемуарами полководцев. Тут были книги, в которых если не обстоятельно, то хотя бы вскользь упоминались предки Холодовых, считавших себя потомками чингизидов. На столе статуэтка Суворова – веселый, неукрощенный бес хитрости и ума. Над старым диваном шкура тигра, лет тридцать назад убитого Агафоном в камышах Приаралья.
Семен в нижней рубахе стоял у приемника, скрестив на груди волосатые руки. По радио передавали сообщение агентства Трансоциан об успехах германских войск в Европе.
– Небось приятно, что «друзья» проучили старую хитрюгу Англию? – спросил Агафон сына.
Катя и Семен переглянулись: начиналась старая история! С того дня, как вспыхнула война в Европе, Катя, как и большинство семейных женщин, по-своему чувствовала приближение несчастья, понимала тревогу свекра, знала, почему каждый день разгорались споры в семье.
– Кому они друзья, а нам лютые недруги, – ответила она за мужа.
– Франция… Черт возьми! Страна в сорок пять миллионов человек продержалась всего лишь сорок дней. Чудовищно! Лондон засыпан бомбами. Вырастили Гитлера на свою голову, расплачиваются уже. Как бы к нам не пошел. Ну да я, может быть, не доживу до этого…
– Папа, зачем напрасно распаляете себя? – сказал Семен. – Нужно понимать диалектику развития истории.
– Объясни, Семен Агафонович, эту диалектику, – смиренно попросил старик, но усмешка кривила его тонкие губы.
