Я зевнула и потрясла головой, чтобы отогнать сонливость. Я каждую ночь принимала снотворное, и с утра все плыло у меня перед глазами.
Я снова зевнула, думая о том, хочется ли мне есть и когда же я ела в последний раз. Обедала вчера. Съели с Лэтемом по небольшому кусочку пиццы. Остатки лежали в холодильнике, но холодная пицца не очень-то подходила для завтрака. Я было подумала, а не сделать ли мне еще яичницу, но отбросила эту идею как неосуществимую, медленно дотащилась до спальни и забралась в постель.
Взяла пульт от телевизора. Положила обратно. Снова взяла.
Зря. Включился пятый канал. Шла передача о деле Фуллера и готовящемся судебном процессе. Я выключила телевизор и уставилась в потолок, стараясь отогнать непрошеные мысли.
Но они все равно лезли в голову.
– Я знаю, – сказала я вслух. – Нужно было сразу спустить курок.
Мне нравилось представлять, что я говорю это Холли Фуллер. Я от всей души хотела бы видеть ее всякий раз, как закрывала глаза или когда мне удавалось немного поспать.
Но на самом деле я с трудом могла вспомнить, как она выглядела. Вместо ее лица я видела свое.
Не надо быть психиатром, чтобы понять, что все это значит. Когда Холли погибла на моих глазах, я сильно разочаровалась в себе.
Тяжело быть своим собственным злым критиком. Кто-то постучал в дверь.
– Ты откроешь? – спросила я кота.
Кот не ответил, поэтому я завязала халат, с трудом заставила себя вылезти из постели и направилась к двери. В глазок я увидела улыбающееся лицо матери.
– Мама!
Когда я обняла ее, то снова почувствовала себя маленькой девочкой, хотя теперь я была на голову выше матери. Я уткнулась носом в ее плечо, чувствуя запах дезодоранта, которым она пользовалась уже сорок лет. На ней был пушистый свитер с высоким воротом, мешковатые джинсы, в руке алюминиевая трость.
– Жаклин, милая, как я рада тебя видеть!
– Почему ты не предупредила, что приедешь?
– Мы хотели сделать тебе сюрприз.
Я моргнула:
– Мы?
– Привет, Джек.
Услыхав этот голос, я невольно задержала дыхание. Отойдя от матери, я уставилась на человека, стоявшего рядом с ней и державшего красную розу.
– Привет, Алан.
Мой бывший муж по-мальчишески улыбнулся мне. Прошедшие десять лет не сильно изменили его. У него все еще были густые светлые волосы, подтянутая фигура. Морщин вокруг глаз и рта, по-моему, прибавилось, но выглядел он почти так же, как в тот день, когда он покинул меня.
– Алан любезно согласился помочь мне добраться из аэропорта. Мы задумали эту поездку еще две недели назад.
Я завязала пояс потуже и заговорила с матерью, не отводя взгляда от бывшего мужа.
– Мам, может, все же стоило предупредить меня?
– Чепуха. Ты бы сказала «нет».
– Мам…
– Мы взрослые женщины, Жаклин. Я не думала, что это будет проблемой. Ну, так как, ты собираешься пригласить нас войти или нам разбить лагерь в коридоре?
Алан поднял брови, все еще улыбаясь. Вместо ответа я повернулась к нему спиной и направилась в комнату.
– У тебя найдется кофе, Жаклин?
– Сейчас сварю.
Я вошла на кухню, сжав губы. Обычно кофе являлся важнейшей частью моего рабочего дня, но, поскольку сейчас я жила не по расписанию, в кофеине потребности не было. Но я все же вспомнила, как работает кофеварка. Когда я поставила кофе вариться, на кухню вошел Алан и прислонился к стойке.
– Я проявил большую бестактность? – спросил он. На нем были синие джинсы, белая рубашка и знакомый выцветший замшевый пиджак.
– А ты думаешь – нет?
– Нет.
Я хотела сказать что-нибудь обидное, но у меня на это не хватило сил. Наверно, появятся после кофе.
– Как жизнь?
– Прекрасно. Нормально. Хорошо.
– Я слышал, в тебя опять стреляли.
– Я не знала, что ты осведомлен о первом случае.
– Твоя мама информировала меня.
Я сложила руки:
– С каких пор?
– Всегда.
– И что это значит?
– Со времени нашего развода мы с Мэри поддерживаем связь.
Я хмыкнула:
– Чепуха!
– Почему чепуха? Я всегда любил твою маму. И тут я его поймала.
– И любовь долго мешала тебе уйти?
Алан почти незаметно кивнул.
– Жаклин! – позвала мама из гостиной. – Ты не говорила, что у тебя есть кот!
– Мама, нет!
Я пронеслась мимо Алана, надеясь предотвратить несчастье, и с безмерным удивлением увидела, что мама держит Мистера Фрискиса на руках и почесывает ему голову.
– Он восхитительный. Как его зовут?
– Мистер Фрискис.
– О! Ну, не важно. Он все равно восхитительный.
– Лучше отпусти его, мам. Он не очень любит людей.
– Чепуха. Похоже, я ему нравлюсь.
– Тогда почему он рычит на тебя?
– Он не рычит. Он мурлычет.
Вот зараза. Для меня проклятый кот никогда не мурлыкал. Ни разу.
Мама прошлась по квартире, разглядывая ее. Она постучала костяшками пальцев по большой картонной коробке.
– А что ты упаковываешь, дорогая? Хочешь убрать ненужные вещи?
– Да. – Я еще не говорила маме о переезде к Лэтему.
– Отлично. Будет больше места.
Она радостно посмотрела на меня, полная сил и жизни, совсем не похожая на ту женщину, которую несколько месяцев назад я видела на больничной койке.
– Ты решила переехать ко мне? – спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал жизнерадостно.
– Да, решила. Сначала я была категорически против твоих предложений, но потом передумала. Вряд ли за мной придется ухаживать. Просто мое время подходит к концу, и мне захотелось провести остаток жизни вместе с моей дочерью.
Я улыбнулась, стараясь, чтобы улыбка получилась естественной. Мама приехала именно тогда, когда, оставив все попытки убедить ее переехать ко мне, я решила перебраться к Лэтему.
Это его убьет.
