– Деррик, – я старалась говорить как можно убедительнее, – Барри собирается вас убить.
– Я не могу его предать. Он понимает меня. Он – единственный, кто меня понимает. Я не буду давать показания. Вы и так сможете доказать, что это он убил их всех.
– Как? Каким образом?
– Он любит кусать. На всех убитых им девушках остались следы укусов.
– Это правда?
– Точно вам говорю.
Этого было вполне достаточно. Если мы эксгумируем тело Эрнандеса и найдем тело Мелоди Стефанопулос со следами зубов на нем, его будут судить в Карбондейле. А поскольку это произошло несколько лет назад, опухоль мозга его уже не спасет.
Я поставила кофе на столик, даже не отпив, и достала свой сотовый. Деррик схватил меня за ногу:
– Вы должны мне помочь.
– Я пришлю несколько человек, чтобы охранять дом.
– А как насчет программы защиты свидетелей? Ну, где людям дают новые имена?
Я набирала номер Либби.
– Возможно, если Фуллер выберется.
– Меня могут устроить в другое похоронное бюро?
– С вас сняли обвинения, Деррик, но я не думаю, что вам позволят продолжать практику.
Он заплакал. Я поблагодарила Прудензу и по пути к машине оставила Либби сообщение на автоответчике. Затем позвонила Эрбу.
– Что?
– Послушай, Эрб, наши разборки продолжим позже. Я еду в Карбондейл, и мне нужна твоя помощь.
– Говори.
Я рассказала ему, и он согласился заняться этим делом. До Университета Южного Иллинойса было пять часов езды. Я выехала на скоростную автостраду и помчалась на юг.
Глава 42
Когда до Карбондейла оставалось миль шестьдесят, позвонила Либби.
– Присяжные уже думают над вердиктом.
– Как ты выступила?
– Не так здорово, как Гарсиа. – Я представила, в каком она сейчас настроении. – Будь я среди присяжных, я бы тоже сочла его невиновным.
– Если его освободят, придется следить за ним, пока мы не возьмем ордер на арест в Карбондейле.
– А это получится?
– Если Рашло не врет, шансы велики.
– Держи меня в курсе.
– Ты тоже.
Через сорок минут я встретилась с начальником полиции Карбондейла, Шелби Дунканом, на кладбище Гринвиль. С ним были женщина из отдела здравоохранения, окружной коронер, помощник директора кладбища и несколько рабочих.
Эрб сдержал слово: все разрешения получены и те, кто нужен, были уже на месте.
Холодный и ненастный день отлично подходил для проведения эксгумации. Мы стояли группой, подняв воротники и засунув руки в карманы, пока рабочие раскапывали могилу Эрнандеса.
Через час они дошли до бетона. На кладбищах Иллинойса все гробы помещались в бетонное основание. Поэтому земля не проваливалась, проникая в гроб, и на поверхности кладбища виднелось множество впадин на месте могил.
Два человека в рабочих комбинезонах, расширив края выкопанной ямы, вкрутили в крышку бетонного склепа штыри с кольцами. Затем к ним привязали веревки и вытащили из ямы крышку. Далее из бетонного основания извлекли гроб и аккуратно поставили его рядом с вынутой плитой.
Коронер, очень худой человек по имени Рассел Томпкинс, счистил немного земли с нижней части гроба, вставил специальный шестигранный ключ в небольшое отверстие и повернул его против часовой стрелки. Резиновая печать сломалась, зашипел выходящий из гроба воздух, распространяя зловоние метра на три, не меньше.
Открыв гроб, Томпкинс поднял верхнюю половину крышки и заглянул внутрь.
– Два тела. – Он зажал ноздри своего острого носа длинными, тонкими пальцами. – Мужчина и женщина.
– Этого достаточно? – спросила я начальника полиции Дункана. Он был слегка увеличенной версией Джона Уэйна и, очевидно, знал об этом, потому что носил клетчатую фланелевую рубашку и ковбойские сапоги.
– Отличное начало, черт побери. Теперь надо определить, точно ли это Мелоди Стефанопулос и ее ли убил этот ваш Барри Фуллер.
– Вы принесли отпечатки его зубов?
– Да.
– А изображения следов укусов?
– Все лежит в машине.
Я прошла с ним к его машине и взяла все, что нужно.
– Необходимо найти следы укусов, совпадающие с этими. – Я показала Томпкинсу отпечатки. Он кивнул, надел резиновые перчатки и приступил к осмотру.
Вытащив из глубокого кармана пиджака пару своих перчаток, я впервые заглянула в гроб.
Хулио Эрнандес лежал с левой стороны. Тощий, как скелет, он буквально утонул в своем коричневом костюме. Лицевые мускулы опустились, нижней челюсти не было – рак, как упомянул Рашло. Рот и горло были набиты хлопковым наполнителем.
Запах был такой, что мне приходилось дышать через плечо. Даже самая хорошая работа по бальзамированию не может предотвратить распад тела, за годы бактерии успевали сильно его испортить, прежде чем сгнивали сами.
Мелоди выглядела еще ужаснее, чем Эрнандес. Одежды на ней не было, а на плоти серого оттенка темными следами выделялись нанесенные девушке увечья: рваная рана на горле, крестообразные надрезы на каждой груди, разрез от паха до пупка. Дюжины округлых следов покрывали тело с головы до пят.
Укусы.
Раны были зашиты, швы наложены профессионально, но не очень красиво. Работа Рашло.
Коронер продолжал осматривать тело, я взяла у него скальпель и просунула его между холодными губами Мелоди, разрезая клей, державший их сжатыми. Лезвие чиркнуло о зубы. Я разжала губы и нашла еще один шов. Разрезав нити, я попыталась открыть рот.
Ничего не вышло.
Используя рукоять скальпеля как рычаг, я с трудом приоткрыла рот, так чтобы можно было просунуть два пальца. Это потребовало значительных усилий. У меня появилось ощущение, будто меня укусили. Я посветила фонариком внутрь.
На верхнем левом коренном зубе была золотая коронка.
Она совпадала с коронкой на снимке зубов Мелоди.
Кроме того, при помощи фонарика я нашла и указанную в документах пломбу на верхнем правом клыке.
– Это Мелоди.
– Рассел? – обратился начальник полиции к коронеру.
