ИНСЦЕНИРОВКА, НЕ ЛИШЕННАЯ СМЫСЛА
Наутро следующего дня снова пошел дождь. Моросящий, мелкий, раздражающий.
Шифровальщики изнывали от безделья. Не зная, за что приняться, они нервничали и ходили мрачные и злые. Исключение составлял Барбу Василе. С папиросой, зажатой в уголке рта, он не спеша подшивал в толстой папке какие-то бумаги, делая вид, что очень занят. Время от времени он поглядывал исподтишка на товарищей и, видя их мрачные физиономии, насмешливо улыбался.
Бурлаку Александру чинил свою зажигалку. Оттого, что никак не удавалось наладить ее, он злился и сквозь зубы цедил ругательства. Пелиною Влад притащил стул к окну и, усевшись там, смотрел на дождь, которому, казалось, пе будет конца. Томеску Адриан чистил пишущую машинку. Что касается Мардаре Иона, то этот просто ничего не делал. Он курил и время от времени шумно зевал.
Капитан Смеу Еуджен отсутствовал. Час тому назад его вызвали во Второй отдел.
Пелиною тихонько отбивал дробь по подоконнику и рассуждал, ни к кому, собственно, не обращаясь:
— За этим проклятущим дождем так и жди снега. Бедные пехотинцы — как подумаешь о них — стоят в лесу по колена в воде, а сверху, знай, поливает, поливает!..
— Бедняги! — посочувствовал пехотинцам и Бурлаку Александру. — Чем торчать в воде, лучше в наступление идти. Когда от дождя все кругом раскисло, тебе уже становится безразлично — жить или умереть. Пожалуй, даже лучше умереть. По крайней мере, не будешь чувствовать, как дождь, промочив тебя насквозь, холодными червячками скатывается по спине. Я-то прошел через это. Помню, один раз ночью… Дождь лил как из ведра. Один из солдат моего взвода…
Пелиною Влад насмешливо прервал его:
— Помнится, ты уже рассказывал нам на днях что-то в этом роде…
— Не мешай ему, Пелиною! Пусть рассказывает. Всё-таки время быстрее идет. Не понимаю, какого черта вы все взбеленились? — с притворным простодушием заметил Барбу Василе, хотя он отлично знал, из-за чего так нервничают его товарищи.
— Нечего дурачком прикидываться, — резко оборвал его Мардаре Ион. И проговорил уже совсем другим тоном:
— И чего они его так долго держат! Что им во Втором отделе еще от него нужно? Чепуха какая-то!
Эти слова прозвучали сигналом, после которого все по очереди стали изливать свое возмущение.
Первым разразился речью Бурлаку Александру:
— В конце концов, какое преступление он совершил? Ну, пошел за женщиной, которая его позвала, ну и что? По-человечески это же можно понять! Черт побери, не вода же течет в наших жилах! А уж то, что у этой бабы оказался дружок, который застукал их там в сладкую минуту, так это же совсем особое дело! С каждым может случиться. Хотел бы я знать, что сделал бы господин капитан Георгиу, если бы какая-нибудь хорошенькая бабенка потащила его в свою постель! Как будто мы не солдаты, а монахи! Прямо тошнит от этого лицемерия. — И он сердито брякнул о стол злополучной зажигалкой, которая упорно отказывалась ему служить.
Томеску Адриан, заканчивавший в этот момент установку каретки пишущей машинки, тоже разразился речью:
— Что мне не нравится, так это вызов нашего Смеу во Второй отдел. Боюсь, как бы бедному Уле Михаю не пришили какого-нибудь шпионского дела.
— В этом Втором отделе, — возмущался Мардаре Ион, на этот раз забыв про свою обычную иронию, — ничего и никого вокруг себя не видят, кроме шпионов и всяких подозрительных лиц. Стоит только открыть рот, чтобы выругать кого-нибудь, и можешь быть уверен — они уже взяли тебя на заметку. Я лично не очень-то спокоен за Улю.
— Кто его знает! — как всегда насмешливо, возразил Барбу Василе.
Пелиною Влад набросился на него:
— Невозможный ты человек, Барбу. Из всех нас тебя одного не трогает это свинство. Ну, допустим, ты не любишь Улю. Но дело-то ведь не в самом Уле, Меня возмущает строгость наказания. Говорят, генерал собирается его разжаловать. Этим возмущены все. Даже господа офицеры, которые не очень-то любят нас — краткосрочников, такого же мнения.
Томеску Адриан поддержал его:
— Что меня поражает, так вот это абсурдное решение генерала. А он на меня всегда производил впечатление честного человека, который…
Мардаре Ион прервал его своим смехом:
— Зря удивляешься! Ты что, не понимаешь, что генерал и не думал его так наказывать, а что всё это дело рук «факира»?
— В этом-то можно не сомневаться, — сказал Пелиною Влад. — Я еще удивлен, что Улю не предали военно-полевому суду.
— Ого! — возмутился Бурлаку Александру. — Только этого не хватало! Честное слово, во всей этой истории столько же темного, сколько и смешного. Подумайте только! Приходишь ты в деревню, размещаешься в каком-нибудь доме. И тебе попадается красивая бабенка, которая так и крутится вокруг, глазки тебе строит, давая понять, что она непрочь… А ты что должен делать? Нахмуриться и этак сердито отвадить ее: «А ну-ка, голубушка, не крутись около меня, ничего у тебя не выйдет. Я твердокаменный». Черт меня возьми, если может быть что-нибудь смешнее.
— А как с приказами? — спросил Барбу Василе, стараясь проткнуть тупым шилом стопку бумаг.
— Какими приказами?
— Приказами генерала, запрещающими всякую связь с местным населением.
— То, что такие приказы изданы, — это одно. А как их истолковывать — это другое. Я согласен, что такие приказы необходимы. Солдату нельзя позволять дурака валять. На войне не всегда проявляются лучшие качества человека. Никто не собирается поощрять мародеров или насильников. Но если женщина сама охотно идет тебе навстречу?…
Барбу Василе искривил губы в насмешливой улыбке. Она должна была обозначать полнейшее его превосходство над собеседником, до спора с которым он снизошел.
— Если судить о вещах отвлеченно, то ты как будто и прав. В конце концов история показывает, что разные народы понимали и понимают гостеприимство по-разному. Во имя священного гостеприимства женщина принимает в доме и кормит усталого и голодного путника. И во имя того же самого священного гостеприимства она приглашает тебя разделить с нею ложе. Ты прав: почему ты можешь принять обед и во имя чего отказываться от ложа? Как будто ничто не оправдывает разное отношение к этим вещам. И всё же… Известно, какую важную роль играет теперь на войне хорошая разведка. Некоторые даже склонны думать, что в нынешней войне побеждает именно тот, у кого лучше поставлена служба информации. И… подумай сам: женщина приглашает тебя обедать. Ты, конечно, соглашаешься. Потом она ищет твоих ласк. Что же, не отказывать же ей? А потом она — эта женщина — лежит, прижавшись к твоей груди, и мурлычет словно кошка. Известно, что все они очень любопытны. И твоя «кошечка» начинает расспрашивать тебя. На вид все вопросы совершенно невинны: «…Как тебя, милый, зовут?… И красиво на твоей родине?… И огурцы у вас тоже растут?… А капусту у вас женщины сажают? Красивые они у вас? Ты не женат?… Зато у тебя наверное есть милашка! Бедняжка, как она, должно быть, соскучилась по тебе! И неудивительно. По такому мужчине, как ты, женщины наверное всегда скучают. Какая это ужасная вещь — война… Ты, вероятно, в пехоте?… Да?… Пехоте хуже всех достается…» Мардаре Ион расхохотался:
— Не утруждай себя больше, дружок! Всё это известно: шпионка в ситцевом платочке и сапожках, от которой вместо духов попахивает немного конюшней. Что ты скажешь, «старик»? Как же, черт побери, распознать ее под этой маской?
Бурлаку Александру недоуменно пожал плечами и ничего не ответил.
Но Барбу Василе спокойно возразил:
— Не во всех случаях нужна опытная шпионка, дорогой мой. Одни сведения подхвачены здесь, другие
