там, и, взятые сами по себе, они ничего не стоят. Но вся эта «постельная информация», собранная в каком- то едином центре, может составить весьма ценную картину, которая нередко решает исход битвы. Рассмотрев проблему с этой точки зрения, я считаю, что наш Уля заслуживает наказания.
— Но ведь все твои рассуждения чистейший идиотизм! — горячо запротестовал Пелиною Влад. — Ты вот что прими в расчет: кто не умеет держать язык за зубами, тот болтает с женщиной не только в постели, но даже тогда, когда она поднесет ему стакан воды, чтобы напить-ся, или кружку молока. И потом — какой смысл во всей этой теоретической болтовне? Ведь речь-то идет о совершенно конкретном случае. Неужели ты считаешь, что какая-нибудь женщина способна заставить Улю болтать? Я в это не верю. И наверное никто из нас не верит, кроме тебя, Барбу.
Появление сержанта Тондикы, писаря из управления штаба дивизии, положило конец спору.
— Здорово! — поздоровался он, входя в рабочую комнату.
— Каким ветром тебя к нам занесло, Иоан? — спросил его Томеску Адриан.
— Господин капитан Медреа приказал, чтобы все явились после работы в управление с подсумками и винтовками.
— А чего там стряслось, брат? — поинтересовался Бурлаку.
— Не знаю. Господин капитан сам хочет провести проверку.
— Под таким дождем!.. Другого дня, получше, он не мог выбрать? — заметил Мардаре Ион.
Сержант Тондикы пожал плечами:
— Дождь дождем — а приказ есть приказ! Может, до обеда еще прояснится. Кстати, не забудьте побриться и начистить ботинки.
— Что ты говоришь? У нас что — инспекция? — спросил Пелиною Влад.
— Не думаю.
— А что же?
— Я же вам сказал, что ничего не знаю.
Мардаре Ион настаивал:
— Что ва чертовщина, Иоане! Кто тебе поверит, что ты не знаешь? Давай не рассказывай нам сказок. «Не знаю!» Меня ты не проведешь. Может быть, заключено перемирие и нам это хотят официально сообщить? Выкладывай, нечего издеваться над нами!
Сержант Тондикы был, в сущности, совсем неплохим, хотя и несколько педантичным человеком. Дружеский тон Мардаре Иона сделал его более уступчивыми
— Я вижу, что так просто мне от вас не отделаться. Точно-то я ничего не знаю, но думаю, что с вашим Улей плохо дело.
— Его разжалуют?
— Очень боюсь, что да!
— Значит, верно говорили…
— Только прошу вас… Пока ведь официально ничего нет… Знаете, мне бы не хотелось, чтобы узнали, что я прежде времени…
Бурлаку Александру поспешил его успокоить:
— Не бойся, Иоане. Мы все будем немы как могила! Сержант Тондикы собрался уходить:
— Ну, теперь пойду. Мне еще надо сообщить и остальным отделам. Прошу вас, чтобы все были, а то господин капитан будет сердиться!
Только Тондикы исчез за дверью, как Пелиною возмущенно заявил:
— А я не пойду, что бы там ни случилось!
— И я! — тотчас присоединился Бурлаку.
В тот же момент вошел капитан Смеу с папкой под мышкой
Все встали.
— Садитесь. Ну, друзья, придется нам с вами сейчас немного поработать.
Он открыл железный ящик, вынул шифровальную машину и поставил ее на свой стол:
— Бурлаку, подготовь машину. Тебе помогут Пелиною и Мардаре.
Еще при входе Смеу заметил мрачное выражение на лицах своих шифровальщиков и понял, что они успели уже разузнать о том, что ожидает Улю.
Бурлаку приготовил машину и начал шифровку.
— Ион, Петре, Раду, Костика! — сердито диктовал Пелиною, недружелюбно глядя на целуллоидную пластинку, которая вспыхивала и гасла после каждой отпечатанной буквы.
После того как радиограмма была зашифрована, капитан Смеу взял бланки и, перед тем как выйти, сказал:
— Вам сообщили, что вы должны явиться в управление штаба на поверку. Смотрите, чтобы никто не вздумал улизнуть! Я тоже приду.
Бурлаку Александру рискнул спросить его:
— Господин капитан, позвольте задать вопрос?
— Пожалуйста.
— Вы убеждены, что Уля заслуживает такого сурового наказания?
— Да.
— В таком случае можете обижаться на меня, но я хочу вам сказать, что вы плохо знаете Улю.
— Я придерживаюсь другого мнения, сержант! — решительно возразил капитан Смеу тоном, который должен был напомнить Бурлаку о том, что он разговаривает со своим начальником. — Если кто-нибудь будет спрашивать меня, я у начальника штаба, — закончил он уже более мягко.
Смеу вышел, провожаемый изумленными взглядами шифровальщиков, не ожидавших от своего капитана такого ответа.
Дождь прекратился. Его сменил холодный и сильный ветер. Серое небо опустилось низко-низко, казалось — заденет сейчас облаками за верхушку церковной колокольни.
Управление штаба дивизии расположилось в доме неподалеку от командного пункта. В раскрытые настежь ворота вбегали последние из запоздавших, по-козлиному перескакивая большие лужи.
В широком и чистом дворе собрались писари, денщики, вестовые. Они стояли, разделившись на группы, объединенные общими интересами или просто симпатией и дружбой.
Наверное впервые с начала похода, на поверке присутствовал весь личный состав управления штаба дивизии. Обычно в тех редких случаях, когда проводилась поверка, на нее собиралось не более половины личного состава, — таковы уж были условия их службы. Но на этот раз начальники отделов и различных вспомогательных служб не задержали своих писарей, да и сами они не стремились, как всегда, улизнуть с поверки. Весть о том, что Уля Михай будет разжалован, распространилась молниеносно, и все хотели присутствовать на этой церемонии.
Общим было убеждение, что наказание намного превышает вину.
— Удивительно еще, что его не расстреливают! — возмущался писарь Первого отдела, который стоял в группе своих товарищей.
Другой ему возразил:
— Милый мой, я столько повидал на своем веку, что меня ничем не удивишь. Давно уж я ничему не удивляюсь и ничем не возмущаюсь.
В другом конце двора, где собрались шифровальщики, Бурлаку выражал неудовольствие по поводу того, что их заставляют ждать:
— Прошло почти двадцать минут, а они и не думают начинать. Может, ждут, чтобы опять начался дождь и прохватил нас как следует?… Ну и паршивая же погода, черт побери!
Их группа стояла отдельно от других — в глубине двора, возле амбара.
— А где сейчас может быть Уля? — спросил Томеску. — Надо надеяться, что его не приведут сюда под охраной штыков.
— Этого еще только не хватало! — загорячился Пелиною. — Он, наверное, в канцелярии. Капитана Смеу кто-нибудь видел?
— Может, он не придет? — высказал свое предположение Мардаре.
— Если сказал, что будет, значит будет, не беспокойся! — убежденно проговорил Томеску.
— Ужасно мне хочется смыться отсюда. Дорого бы я дал, чтобы не видеть всего этого, — добавил
