надо было ни самому стрелять, ни спасаться от выстрелов. Полегли в лесах, крепко сели в лагеря хлопцы его сотни.
Охрана в разговоры с ним не вступала и вообще относилась равнодушно. Следователь вел допросы неторопливо, не кричал, наоборот, вроде бы относился к его показаниям с доверием.
— Меня расстреляют? — спросил его Буй-Тур.
— Меру наказания вам определит суд.
— Почему обращаются со мной на «вы»? На моих руках кровь…
Буй-Тур протянул вперед руки — сильные, с широкими ладонями. Растопыренные пальцы чуть подрагивали.
— Нервы шалят… — отметил следователь. — Надо показать вас врачу.
Буй-Тур едва не взвыл от тупой, саднящей боли, ударившей в сердце. Его, лесного волка, показывать невропатологу?
— Меня не в больницу, а в клетку железную надо, — процедил сквозь зубы. — Чтобы все видели, какие на внешний вид бандиты…
Следователь хотел сказать, что Буй-Тур не первый из лесных «гостей» после поимки занимается самобичеванием, бандит пошел удивительно однообразный — сперва шкодит, потом исступленно кается. Но сдержался. Следователю надлежало вести допросы ровно и спокойно, ничем не выдавая своих подлинных чувств. И все-таки Буй-Тур не принадлежал к разряду обычных лесных бандитов, это следователь определил быстро. Сотник был из числа тех обманутых, кто на первых порах, во всяком случае, искренне верил, что он «борец» и «лыцарь». У себя в камере Буй-Тур ночи напролет сидел, уставившись в стену, один на один со своими думами.
У него не было желания жить, и он сказал об этом Коломийцу.
— Легкий выход, — ответил полковник. — Вы нашкодили и исчезли… А кому-то за вами кучи грязи разгребать?
— А что я могу? — У Буй-Тура вошло в привычку разговаривать, не поднимая тяжелую, с густым чубом голову.
— Почему ваша сотня последние месяцы затаилась, отказалась от налетов и терактов[17]? — резко спросил Коломиец.
Буй-Тур еще ниже опустил голову.
— Боялись носа показать.
— Неправда, — уверенно сказал полковник. — Мы знаем, что у вас был приказ: затаиться, выждать время, сберечь людей и ждать особых указаний.
— Да.
— Вы успели получить эти указания?
— Нет.
Буй-Тур начинял понимать, что Коломийцу известно больше, чем он предполагал.
— Вас берегли для важной операции? Какой?
— Мы должны были принять двух курьеров.
— Почему двух? Что за роскошь? — иронически спросил полковник.
— Ну хорошо, — после некоторого раздумья сказал Буй-Тур. — Я не прошу сохранить жизнь. Она мне ни к чему. И даже сыну лучше будет, если я исчезну в неизвестности. Люди забудут и бандеровщину, и меня вместе с нею, и никто, даст бог, не попрекнет сына отцом-бандитом…
— А, вон вы куда! — протянул Коломиец. — Не сомневаюсь, что ваш сын вырастет хорошим человеком — об этом позаботятся его мать, другие люди. Но не надейтесь — бандеровский бандитизм не забудем. Мы уже научились все помнить, чтобы в будущих схватках не оказаться безоружными.
— Предусмотрительные…
— Мы построим на месте сожженных вами сел новые. Они будут краше старых. Жизнь в них будет лучше, богаче. И в каждом селе, где побывали бандеровцы, мы поставим погибшим памятники. На обелисках золотом выбьем фамилии замордованных, замученных бандитами людей. Они всегда будут напоминать о мужестве павших и о подлости тех, кто поднял руку на народ.
Коломиец говорил тихо, но в словах его чувствовалась такая сила, что Буй-Тур не сомневался: так и будет, как сказал полковник.
— Вы хотите знать, почему берегли мою сотню? — после тяжелого молчания спросил Буй-Тур.
Месяцев за пять до ареста Буй-Тур получил необычный грепс. Ему предписывали свернуть активные действия и уйти в глухое подполье. Сотне запрещали предпринимать самостоятельные шаги, она ждала курьера с особыми полномочиями, который сообщит, что делать дальше. А пока надлежало связаться с Бесом — он распорядится о некоторых приготовлениях, которые требовалось сделать до прихода курьера.
— Вы вышли на связь? — спросил Коломиец.
— Я вошел в контакт с Бесом — эсбековцем. Он лично побывал у нас, инспектировал сотню.
— В чем заключалась инспекция?
— Бес долго беседовал с моими людьми.
— Сколько в сотне было к этому времени боевиков?
— Сорок семь. Мы понесли потери в боях.
— Что сделал Бес?
— Пять человек из наших получили приказ оставить сотню. Куда они ушли, я не знаю.
— Так-так, — Коломиец что-то черкнул в блокноте. — Что это могло означать?
— Только одно: Бес перетряхивал сотню, избавлялся от вызвавших подозрение.
— Он был один?
— Нет, с ним пришел телохранитель. Его псевдо «Мовчун».
— Вы думаете, отмеченные Бесом люди далеко не ушли?
— Они исчезали поодиночке, их выводил на тайную тропу Мовчун.
— Ясно…
Пятеро не внушали доверия, и их уничтожили руками Мовчуна. Не впервые националисты перед какими-то акциями чистят ряды — это их обычная практика. Сотне и впрямь предстояло какое-то важное дело, и служба СБ заранее выкорчевывала нестойких. У Буй-Тура наверняка было несколько насильно угнанных из сел парней. От них и избавились.
— Что делал Бес дальше?
— Проверил основную и запасную базы сотни.
— Что представляет собой запасная база?
— Это большой бункер, построенный еще немцами. Там несколько помещений, соединенных системой ходов. Бункер сооружен рядом с подземным ручьем — запас воды имеется всегда, вдобавок ручей — это вроде бы природная канализационная труба. Имеется небольшой запас продовольствия и боеприпасов. Бункер находится почти на вершине холма, в густом лесу, обнаружить его трудно, а в случае осады есть возможность уйти — запасной ход ведет в овраг.
— Почему вы не воспользовались этим логовом, чтобы отсидеться, когда вас начал преследовать Малеванный? — Полковник Коломиец слушал Буй-Тура со всевозрастающим вниманием.
— Не имел права. Наоборот, я уводил преследователей в другой квадрат — так требовали инструкции Беса.
— Бес знает вас лично?
— Да. Во время визита в сотню он жил в моей землянке.
— Если бы вы решили передать ему грепс, как бы вы это сделали?
Буй-Тур искоса глянул на большие настенные часы — стрелки почти сошлись на цифре «два». Разговор — допрос ли это или нет, Буй-Тур не мог определить — длился уже четыре часа. Полковник устал, он позволил себе небольшую вольность — расстегнул верхнюю пуговку у воротничка.
Буй-Тур понимал: его откровенность приведет к провалу важного звена подполья. Чекисты заметут Беса, Мовчуна, всех, кто остался на воле. Закордонные курьеры сами придут к ним в руки, не надо будет даже тратить силы на их выслеживание.
И конечно же, здесь допрос, хоть и стынет в тонких стаканах чай. Не два приятеля встретились для
