нарушите условия соглашения. В первую очередь это касается вашего флота: если хоть один французский корабль из этого списка, – Август коснулся листа бумаги, лежавшего перед ним на столе, – достанется англичанам или кому-либо ещё – пеняйте на себя.
– Но это... – пробормотал маршал севшим голосом, – это геноцид. Цивилизованные люди...
– Цивилизация – ваша цивилизация – это тупик для человечества. Вы называете нас тевтонскими варварами, – губы 'железного принца' тронула пренебрежительная усмешка, – что ж, мы сможем оправдать этот титул. А если вам непременно нужны 'цивилизованные' формулировки, то здесь, – он пододвинул к себе акт о капитуляции и пробежал его глазами, отыскивая нужную строчку, – всё расписано чётко и ясно. Вот, пункт одиннадцать: Франция передаёт Германии свои боевые корабли, находящиеся в базах, подконтрольных парижскому правительству. И пункт двенадцать: если хоть один корабль из числа находящихся в Тулоне покинет базу, не будет передан Германии или будет тем или иным способом приведён в негодное состояние – затоплен, взорван, подожжён, и т.п., – Германия оставляет за собой право пойти в отношении Франции на любые карательные меры, которые сочтёт нужными. Это понятно?
Маршал Анри Филипп Петэн посмотрел в окно, за которым был виден внутренний двор Елисейского дворца и щучьерылые германские 'насхорны', стоявшие в этом дворе, и тихо произнёс, выжимая из себя слова:
– От имени правительства Франции... мы согласны на вассалитет. Вы получите наш флот, принц.
* * *
Адмирал Джеймс Сомервилл был мрачен. Ему не нравилась предстоящая операция, которую адмирал считал откровенной авантюрой. Соединение 'R' получило нестандартную, мягко говоря, боевую задачу: принудить французский флот, стоявший в Тулоне, покинуть базу и перейти под контроль англичан или затопиться, чтобы не стать германским трофеем. И самое главное – в случае отказа французов от обоих этих вариантов адмиралу Сомервиллу надлежало уничтожить 'тулонский флот' силами соединения 'R'. Англичанам предстояло стрелять по французам, по своим единственным европейским союзникам, с которыми они сражались бок о бок и в Первую мировую войну, и во Вторую, – такое казалось диким, и отдалённые последствия подобного шага не просчитывались. Уайтхолл и Черчилль совсем потеряли голову – другого объяснения у командующего соединением 'R' не было.
Ко всему прочему, адмирал Сомервилл считал, что для силового решения проблемы французского флота сил у него совершенно недостаточно. Соединение 'R', нейтрализовав итальянский флот ударом по Таранто, играло роль средиземноморской 'пожарной команды' – демонстрировало флаг у Дарданелл, сдерживая Турцию, обстреливало с моря восставший Бейрут и прикрывало Суэцкий канал: от бунтующих египетских арабов можно было ожидать чего угодно. И это прикрытие в итоге обернулось катастрофой: в марте 1940 итальянские подводные 'боевые колесницы' проникли в гавань Александрии и подорвали стоявшие там линейные корабли 'Рэмиллис' и 'Резолюшн', надолго выведя их из строя. Адмиралтейство усилило соединение Сомервилла, перебросив на Средиземное море дредноуты 'Ривендж' и 'Куин Мэри', но большего сделать оно не могло: над метрополией нависал Хохзеефлотте, и атлантические коммуникации трещали под напором германских рейдеров. А в Тулоне было сосредоточено свыше ста французских боевых кораблей, включая новейшие линкоры, и оборона главной военно-морской базы Франции располагала мощной береговой и зенитной артиллерией. Если бы речь шла о внезапной (на манер Таранто) ночной атаке Тулона, сомнений у адмирала было бы куда меньше (хотя что может сделать одна-единственная эскадрилья 'авосек' с 'Игла' с целой армадой французских кораблей?), однако Сомервиллу надлежало сначала попытаться убедить французов выполнить английские требования, а уже потом прибегать к 'последнему доводу королей'.[40]
Тем не менее, адмирал Джеймс Сомервилл был готов выполнить приказ Британии и короля. Он надеялся, что французы всё-таки проявят разумный патриотизм (не отдавать же флот проклятым бошам!), а если заговорят пушки – что ж, тогда остаётся уповать на низкую боеспособность французского флота, деморализованного поражением Франции.
...Соединение 'R', разрезая волны, шло сквозь ночь. К сожалению, его командующий не знал об ультимативных условиях капитуляции Франции и о разговоре между маршалом Петэном и адмиралом Дарланом, командующим французским военно-морским флотом.
* * *
– Теперь, когда вам известны германские требования, адмирал, вы всё ещё намерены отдать флоту приказ покинуть Тулон и перейти в Северную Африку?
Дарлан молчал.
– Вы, адмирал, возьмете на себя ответственность за судьбы тысяч и тысяч французов, женщин и детей, ставших заложниками германцев? Я видел глаза этого тевтонского варвара – такие как он когда-то заливали кровью Европу. А взывать к милосердию кайзера... Немцам нужен наш флот: кайзер может закрыть глаза на происходящее, а от сожалений, высказанных задним числом, мало толку.
Дарлан молчал.
– Хорошо, – продолжал Петэн, – предположим, наш флот покидает Тулон. Оставим в стороне вопрос о более чем возможных германских репрессиях, и ответим на другой вопрос: 'А что дальше?'. Немцы доберутся и до Алжира, и судьба самой Англии висит на волоске. Поплывёте в Америку? Германии не нужны наши корабли, чтобы сокрушить Британию – она с ней и так справится, да, да. Кайзеррейх рассчитывает использовать наш флот против США, и очень не хочет, чтобы французские корабли достались американцам. Франция растоптана, я пытаюсь сохранить от неё хоть что-нибудь, а вы спасаете флот, который в итоге всё равно или погибнет, или достанется США. И что получается? Вы подставляете под топор палача народ Франции ради выгоды, которую получит Америка? Америка, для которой мы всегда были верными союзниками, и которая даже не шевельнулась, когда во Францию вторглись тевтонские орды! Что вы молчите, адмирал Дарлан?
– Я не знаю, что сказать, – глухо ответил командующий.
Французский флот остался в Тулоне...
* * *
Обстрел английскими кораблями гавани Тулона, 1940 год
Над гаванью, помнившей гром пушек молодого Бонапарта и паруса Нельсона, стлался густой дым: двадцать пять тяжёлых орудий соединения 'R' били по французским кораблям, стоявшим в Тулоне.
Дипломатическая миссия адмирала Сомервилла провалилась: выслушав английский ультиматум, вице- адмирал Женсоль, исполнявший обязанности командующего французским флотом, отверг требования англичан и в резкой форме посоветовал бриттам 'не совать нос во внутренние дела Франции'. И тогда Сомервилл отдал приказ открыть огонь.
На бумаге соотношение сил было далеко не в пользу Ройял Нэйви – против трёх английских линкоров, четырёх крейсеров и девяти эсминцев, прикрытых авианосцем 'Игл' с его двенадцатью торпедоносцами 'суордфиш' и двенадцатью истребителями 'глостер', у французов было семь линкоров, двенадцать крейсеров, десятки эскадренных миноносцев и подводных лодок. Но поражение Франции превратило этот мощный флот в аморфную массу: часть кораблей утратила боеспособность, и почти на всех кораблях экипажи сократились почти наполовину – после капитуляции дезертирство приняло масштабы повального бегства. Французские корабли сгрудились у пирсов и на внутреннем рейде и представляли собой отличную мишень для английских орудий, огонь которых корректировался с самолётов.
Линкор 'Бретань' затонул от одного попадания пятнадцатидюймового снаряда – его команда покинула корабль, даже не попытавшись его спасти. На 'Дюнкерке' попадание 381-мм снаряда во вторую башню
