– Ничего, я ему позвоню...
– Горячие пирожки-и-и! – пронзительный голос вернул ее в настоящее.
На ступеньках возле входа в метро толстые тетки, одетые в темно-серое, в цвет неба, размахивали коричневыми, ломкими на вид, ветками, обещая, что багульник расцветет сиреневыми цветочками, если поставить его воду. Светло-серый чеснок в лохматых одежках лежал на пучках южной зелени. Взгляд поймал предупреждающий цвет – желтый.
Нина остановилась, губы сами собой разъехались в улыбке. Пирамида из лимонов. Неужели правда, уже сегодня она увидит их на деревьях?
– Вам чего, девушка?
Нина вздрогнула.
– Мне? – переспросила она, тряхнула волосами, посмотрела на женщину.
– Ой, как же тебе не повезло, дочка. – Нина вскинула брови. – Хочешь лимон? Я тебе так отдам.
Нина отшатнулась, не сводя с нее глаз. В них она увидела то, от чего успела отвыкнуть. Снова... Сочувствие, жалость. Вот почему она захотела ее одарить. Чур меня! – означал этот жест. Чур моих близких!
Заученным движением Нина набросила капюшон на голову, быстро пошла к стеклянной двери метро.
Ей показалось, что небо опустилось еще ниже, и никогда не поднимется выше. Не вглядываясь в свое отражение, с силой толкнула двери. В ответ на неласковое обращение они ответили тем же – ударили в рюкзак. Он был тощий, Нина ощутила толчок в спину. Она взяла мало вещей, Антон сказал, что там, куда они летят, вечное лето.
Внезапно Нина остановилась. Да о чем она думает! Какое ей дело до сочувствия тетки с лимонами? Или до низкого неба? Она совсем скоро поднимется выше мрачного неба, под которым останется и эта тетка, и все остальные. Она будет сидеть рядом с человеком, которому неважно, какое у нее лицо.
Нина наконец почувствовала, что горло отпустило, она дышала ровно, сердце усмирило свой бег.
Она взглянула на часы над окошечком кассы, они показывали, что она не опаздывает. Значит, можно не бежать вниз по эскалатору.
Но это говорил разум. А ноги не могли тупо стоять на черной рифленой ступеньке лестницы. Они требовали: бежать!
Нина подчинилась. Она бежала к нему. Чтобы лететь...
