трамвайных остановок, домов, снежинок.
Конференц-зал в гостинице, где Колины знакомые собрались на коктейли и для бесед, ошеломил меня своей роскошью. Залитый розовыми огнями зал, бассейн с подсветками дна в виде звезд, легкая музыка, как бы сливающаяся с поверхностью ярко-голубой воды; сплошные зеркальные стены, оптически увеличивающие пространство во много раз; мозаичные синие колонны, две пузырящиеся джакузи. Особое внимание привлекал большой круглый стол, уставленный нарядными, как невесты, композициями из белых лилий и орхидей и напитками розоватых, голубоватых, изумрудных оттенков, в которых, помимо какой- нибудь завлекательной фруктинки на соломинке, струилось нечто, похожее на клубящийся разноцветный туман. Народу же я насчитала не так уж много, всего-то человек двадцать. В основном то были журналисты-международники и фотокоры из разных стран. Кроме нас с Аленой, в зале присутствовала только еще одна женщина: молодой журналист из Москвы Наталья с фамилией неожиданной и интересной – Перчаткина, хотя за память я не ручаюсь. Миловидная, стройная и голубоглазая блондинка, она пожаловалась на усталость и сказала, что собирается покинуть веселое собрание.
– Завтра рано утром вылетаю в Москву, и необходимо подготовить и сдать в набор все норвежские репортажи.
– А о чем же эти срочные материалы? Разве в Норвегии случилось что-нибудь экстраординарное?
– Я здесь освещала вопрос внезапно возникших разногласий между норвежской и российской сторонами по поводу строительства рыбоконсервных предприятий на Шпицбергене, он же норвежский Свалбард. Россия, собственно, уже начала строить первую очередь, как вдруг совершенно неожиданно для российской стороны возникли многочисленные проблемы, давно, казалось, обговоренные и утрясенные в международных договорах. По этому поводу несколько недель шли довольно острые переговоры, через полтора месяца состоится их новый раунд. Моя задача – информировать российскую общественность о ходе дебатов.
– Наталья, а хотелось бы спросить, что вам больше всего понравилось в Норвегии? – спросила чуть позже подошедшая и присоединившаяся к нашему разговору Алена.
Наталья Перчаткина также восторгалась Осло – «норвежской столицей викингов, троллей, кораблей и Нансена с Ибсеном», как Алена Санкт-Петербургом. А еще ее, совсем как нас, потрясали невероятнейшие оттенки норвежского неба и воды. Мы, россиянки, никогда раньше не подозревали, что небо и вода могут быть таких радикальных цветов: ярко-оранжевые, ярко-зеленые, ярко-малиновые, ярко-лиловые.
– О, Наташа – совершенно чудесное имя. Если бы у меня была дочь – назвала бы Натальей, что по- гречески означает «родная, естественная, живая». По-моему, такое имя и такие качества необыкновенно подходят журналистке.
Общительная Аленка умела делать людям комплименты.
– А вот в древнем кельтском языке Ната или Натала ассоциировалась с ночью. Да и доныне ночь по- норвежски звучит как натт или наттен. Поэт Давид Самойлов написал о моем имени строки, которые мне лично нравятся:
Так что, к своему глубокому сожалению, бываю я часто в настроении прохладном, сумеречном и задумчивом. Извините, я сейчас должна убегать.
Мы совсем по-дружески распрощались с милой журналисткой и пошли в раздевалку надеть купальники. Аленка облачилась в черный с блестками, открывающий только ее матово-розовые прямые плечи и напоминающий вечерний наряд, мне же от нее достался пляжный желтенький мини-бикини – почти одни веревочки. В таком игривом виде выбежали и с разбегу синхронно нырнули в бассейн; мы – прирожденные шалуньи, заранее сговорились впечатлить компанию мужчин грандиозным зрелищем двух пар наших длинных, породистых ног. Судя по всему, замысел удался, человек семь-восемь плюхнулись в воду вслед за нами. А чуть позже, лежа в плетеном кресле под мягкие блюзы, я томно потягивала ледяное шампанское, время от времени взбалтывала содержимое бокала с кубиками льда в нем и любовалась на просвет через тонкое стекло россыпями сверкающих звезд-лампочек на потолке. С неспешным достоинством впервые в жизни я смаковала засахаренные бутоны некогда надменных роз и трогательных фиалок, а еще наслаждалась необычной сладостью запорошенных сахарной пудрой, как снежной метелью, вишнями и грушами в розовом вине. Смешно, что сухие лепестки здорово хрустели, совсем как самые обыкновенные картофельные чипсы, премного обожаемые моим сыночком. Один, вроде бы шведский журналист, подсел и принялся шептать мне на ушко о своем редком хобби – изготовлении панно из шерсти. Я кокетливо встряхивала мокрыми прядками, смеялась и пила, пила, пила шампанское…
Пританцовывающая Аленка в купальнике и на каблуках позвала в сауну, потом вместе с ней и группой спешивших наперебой угодить кавалеров размокала в бирюзовых струях джакузи, даже там не переставая потягивать разноцветные коктейли и хрустеть хрупкими лепестками медовых цветов. Вообще было здорово! Впервые за последние месяцы меня по-настоящему отпустило. Стальная и гнетущая пружина внутри вдруг пропала, видимо, растворилась в вине и музыке; поэтому ни о чем плохом совершенно не думалось – мир казался волшебным и понимающим. Интуитивно я догадывалась, что эффект действует только короткое время, но все равно была рада и тому.
– Фиалки означают тоску по романтике, грусть по утраченному или недостижимому идеалу. Я люблю эти цветы, они нравятся натурам тонким, возвышенным и мечтательным. А вот розы близки сердцу людей активных, уверенных в себе, самодостаточных, амбициозных и волевых, – объясняла журналистам моя прямо-таки царственная подруга.
– Съедим и те, и эти, – хором заверяли возбужденные рассказом о цветах мужчины.
– Ник, может, ты хочешь послушать лазурный джаз? Могу пойти для тебя отыскать, – наклонился ко мне паря?щий или пaрящий рядом Коля.
– Ой, да не беспокойся, Коленька. Я сегодня столько всего выпила, что мне что «Полет шмеля», что «Серенада Солнечной долины», – быстро процитировала я обожаемого Венечку Ерофеева и слегка обрызгала водой Колино близкое лицо.
– Это вчера ты много пила, а сегодня еще почти совсем ничего.
Николай приобнял меня и принялся целовать в шею и волосы. Ну и пусть, все равно никому не нужна.
– Да нет, Коленька, все-таки и сегодня много выпила. Это просто аквамассаж снимает частично мое горькое похмелье, – все-таки слегка отстранилась я от него.
– …На самом деле отмокать лучше всего в спа: очень умиротворяет, освежает и стресс снимает. Это и есть аюрведический подход к личности. Своей целью аюрведа ставит гармонию души, тела и окружающей действительности. И совсем недаром эта философия существует уже три с половиной тысячелетия, ведь аюрус означает жизнь, а веда – знание.
Лежа в позе Клеопатры, Алена тем временем по-английски вежливо доводила мужчин до белого каления.
– Ален, пощади людей. Кончай издеваться, ты посмотри, что творится, – на ушко тихонечко прошептала я ей.
– А вот пусть помучаются. Пусть они все здесь имеют оргазм на полусогнутых ногах, – так же тихо, но с игривой гордостью ответствовала подружка. В первый раз я видела ее столь опьяневшей. – Разве не смешно наблюдать?
И мне действительно сделалось очень, очень смешно.
– Вероника, я приготовил для тебя особый сюрприз. Подожди немножко, сейчас тебе принесу. Ты, уверен, очень удивишься и обрадуешься!
Вечер подошел к концу. Было так жаль, что вот праздник кончается и больше никогда не повторится. Какой-то инфернальной жутью веет от слова «никогда» – мороз продирает по коже. Вот и на этот раз Коля испарился – хорош сюрприз: не появился, не попрощался. Что за странные выходки он себе позволяет время от времени?! Хочет заинтриговать внезапными уходами «по-английски»? Это и есть его фирменные «сюрпризы»? Да нет, как-то все это с Николаем не вяжется.
Тот же самый, похожий на вольного, свободолюбивого и диковатого чеченца водитель отвез нас домой.
– Николай Иванович распорядился вас доставить домой и извиниться за него. Ему пришлось срочно
