рейтара, клюнув его в глаз. Второй схватился за плечо.
С башен несся хохот и выкрики на чужом языке. Махали пестрым неизвестным знаменем. Снова засвистали стрелы, но уже только пугая, не разя.
– Не стрелять! – раздался резкий голос. – Не стрелять, дураки! Приказ магната Родери! – Раин встал меж зубцов, разглядывая скособоченного в седле Ниссагля на озябшей, переминающейся у края рва лошади. Смеркалось, и он поднес к правому глазу хрусталину Беатрикс. Все уменьшилось, закруглилось по краю, стало до боли резким.
– Эй, Ниссагль, – позвал он зычно, – слушай меня, магната Родери, последнего сына Окера Аргареда! Слушай меня, уж если тебе из-за глупых солдат повезло не попасться в мои лапы. Хаар в руках магнатов, а твоя сучка королева в Сервайре! Теперь запомни хорошенько, что я тебе скажу: ты поскачешь в Навригр. Если оттуда уже кто-нибудь сюда вышел, остановишь их на полпути и скажешь вот что: всякий раз, когда они окажутся в виду Хаара, королева будет лишаться пальца на руке – а ты помнишь, какие у нее красивые руки… Каждая тайная вылазка будет стоить ей кисти. Каждый открытый шпион – глаза. Все понял? А чтоб тебя проняло до печенок, вот тебе памятка. – Раин широким взмахом запустил с башни каким-то комком. В полете комок развернулся, – оказалось, что это шелковая женская сорочка с каплями крови у порванного ворота. Ниссагль, издав какой-то звук, похожий на стон, пошатнулся и боком упал с лошади на расстелившуюся по снегу одежду. Стражникам пришлось его поднять и увезти, бросив в спешке поперек седла, потому что арбалетчики по знаку Раина уже зазвенели тетивами.
Возле огня было тепло, но по углам густел ледяной мрак. В Покое Правды горел только один небольшой горн, да еще полупотухшая трехногая жаровня стояла возле кресел, где, кутаясь в меха, сидели магнаты.
Орудия Пыток, обросшие живыми шевелящимися тенями, сгрудились у дальней стены. Ближе поднималась под потолок дыба из еловых брусьев, покачивались черные цепи с кольцами, на длинной узкой скамье лежали толстые чешуйчатые плетки, уснащенные на концах свинчатками и колючими скорлупками каштанов. Возле этой скамьи стояли двое коренастых парней в кожаных бахромчатых безрукавках и тесных, натянутых на лица кожаных шлемах. Это были профосы из рингенской армии.
Родери, завернувшись до носа в меховой плащ, расхаживал по свободному пространству между пыточным помостом и возвышением для высокопоставленных лиц. Он собрался вести допрос и волновался, то и дело хмурясь и шепотом на разные лады проговаривая приготовленные фразы.
Аргаред, полузакрыв глаза, вспоминал, как выводили под руки узников, выносили обессилевших. Множество одинаковых истощенных лиц… И такое чувство, что в этой толпе он может просмотреть своих детей, – чуть не кинулся проверять все узилища. Едва сдержался.
Вот, хвала Силе, его сын. И это все, что у него осталось. Хвала Силе, что осталось хоть это, и может быть – он ужаснулся, нечаянно проникнув мыслью в холодные глубины своей души, – это лучшее, что осталось.
– Что же мы медлим, Родери? Прикажи начинать. Пусть она ответит за свои грехи.
Раин распахнул двери и нарочито грубо крикнул в коридор:
– Эй, там! Приведите!
Застучали шаги, грузно зашуршали по полу цепи. Она вошла, и стражники развернули ее лицом к судьям.
Она держала голову прямо, распущенные волосы падали на плечи. Лицо подурнело, словно развеялись чары, делавшие Беатрикс красавицей, и проступила ее истинная низменная сущность. Человеческая сущность.
– Беатрикс, ты здесь для того, чтобы ответить на наши вопросы. Если ты не будешь скрывать правду измышлениями или молчанием, тебе не причинят телесного вреда, – медленно начал Родери, боясь за свой голос и браня себя за это. Беатрикс молчала, не шевелясь, не отводя от Раина угрюмый взгляд.
– Первое, нас интересует вопрос: куда ты повелела слуге своему Гиршу Ниссаглю спрятать наследников?
– Зачем это тебе, Раин? – хрипло и отчетливо спросила она, и на губах у нее появилась жесткая, как бы отдельная от угрюмых глаз, улыбка.
– Потому что тебе больше не править в Эманде. Править будут твои безгрешные дети, а до их совершеннолетия – законно избранный регент.
– Ты выглядишь дураком, Родери. Говори просто, когда ведешь допрос. Не пытайся подражать Ниссаглю. Индюк сокола не перелетает.
– Отвечай на вопрос!
– Ты разозлился. Ты дурак, Раин. Ты настоящий дурак. Даже глупее, чем я. Я не знаю, с какой целью тебя усыновил Аргаред, но думаю, что он ловко сыграл на твоем тщеславии и посулил тебе это регентство. Тебе всегда надо было больше, чем ты имел.
– Он правда мой сын, женщина! Последний, которого ты мне оставила! – раздался голос Аргареда.
– Если и ваш – в чем нет уверенности, потому что я не знаю, с кем еще гуляла швейка Рута, – то самый дрянной! – В голосе Беатрикс возникло сварливое дребезжание. – И вы еще наплачетесь с ним, Окер.
– Лучших ты не оставила мне, женщина.
– Хватит, Беатрикс! – оборвал препирательства Раин. – Где принц и принцесса?
Она опустила веки и вскинула подбородок – лицо стало надменным.
– Так я тебе и сказала, Раин. Ты хоть бы что-нибудь посулить мне догадался для начала.
– Упорством своим ты обрекаешь себя на страдания. У нас тоже есть палачи и плети. Не думаю, что ты выдержишь долго! – Он было уже повернулся к ожидающим приказаний профосам.
– Повремени, Родери. С этим ты успеешь. Есть еще много вопросов, которые мы хотели бы задать, – умерил его рвение Аргаред. – Например, о смерти короля. Мне хотелось бы наконец узнать всю правду из первых уст.
