над ним, нетерпеливо ожидая пробуждения.
– Вот вам и самый свежий пример сбывшегося пророчества, – удовлетворенно констатировал Вергилий. – Хотя должен заметить, что дело здесь, возможно, вовсе не в воде. Очередная условность.
– Не все ли равно? – сказал Лешко, не сводя глаз с Леонардо. – Главное – результат.
– Это верно, – согласился Вергилий. – Если после того, как увидишь молнию, сказать: «Хочу, чтобы прогремел гром», – гром обязательно прогремит. Возможно, без этих слов он действительно не прогремел бы.
Лешко не слушал. Лешко смотрел на Грега.
– Ника… – пробормотал Грег, продолжая неуверенно потирать лицо. – Ника… Я умею летать… Мы… летим… с тобой…
– Лео, – тихо позвал Лешко. – Лео, это я, Стан. Очнись, Лео.
Грег замер, потом медленно отнял ладони от лица. Глаза его были открыты, но Лешко не решился бы утверждать, что Леонардо видит и воспринимает окружающее – взгляд его был совершенно отсутствующим.
– Ника… – повторил Грег. – Где ты, Ника?
Лешко, подняв голову, посмотрел на Вергилия. Тот сделал успокаивающий жест и посоветовал:
– Плесни еще разок. Все будет в порядке, сейчас он придет в себя. В таких случаях, говорят, хорошо бы еще повоздействовать музыкой, но играть здесь не на чем.
Лешко зачерпнул еще воды и вылил на Грега. Грег невидящими глазами посмотрел на него и опять, запинаясь, произнес:
– Ни… ка… Мы… летим…
– А что если он преобразился? – обеспокоенно спросил Лешко.
– Нет-нет, – заверил Вергилий, – это было бы совсем по-другому. В таких случаях, как сейчас, при вмешательстве обязательно наступает пробуждение.
И опять Лешко подумал, что его сопровождает большой специалист.
13
РАЗРУШИТЕЛИ
Высоко-высоко в бесцветной пустоте бледно горела голубая звезда. Нужно было добраться до нее, во что бы то ни стало долететь до нее, дотянуться, коснуться рукой – но крылья слабели, крылья не могли больше нести вверх тяжелое тело. Все усилия были тщетны, полет превратился в падение, и голубая звезда, все больше бледнея, слилась с пустотой. Душа, воплотившаяся из божественного Эфира, потеряв крылья, низверглась через области Страдания, Любви и Смерти в глубину своей земной темницы… Закрылись прекрасные темные глаза, поникли белые крылья, в последний раз мелькнуло вдали белое и золотое, золотое и белое…
Исчезла пустота, померк свет, все вокруг было мокрым и прохладным…
Под лопатку мне упиралось что-то неудобное и твердое. Чья-то рука держала меня за плечо. Передо мной на корточках сидел Стан Лешко и смотрел на меня ошалелыми глазами. Губы его шевелились, но я ничего не слышал. И видел я тоже не очень хорошо – мешала легкая дымка. Я ощупал голову – волосы почему-то были мокрыми, – попытался вспомнить, где я и что со мной произошло, но не смог. Кажется, меня контузило. Мы со Станом были на операции – где? – и меня контузило. Сейчас я приду в себя и все вспомню.
Я подался вперед, освобождаясь от давления того жесткого, что упиралось в спину, и поднял голову, чтобы посмотреть, чья рука лежит на моем плече. И понял, что с головой у меня до сих пор проблемы: странное крылатое зеленоглазое существо ничуть не напоминало ни одного из моих знакомых. Я перевел взгляд на Стана; мне было гораздо привычнее видеть его, а не того крылатого… Стан вновь что-то говорил, но я его не слышал. «Ника, – слабым отзвуком пронеслось в сознании. – Ника…»
– Стан, у меня что-то со слухом, – сказал я и потряс головой.
Стан схватит меня за руку и лицо его расплылось в улыбке. Что-то кольнуло в затылок, я почувствовал какую-то внутреннюю короткую вспышку – и окружающее, дрогнув, приобрело резкость очертаний.
– …ся, – сказал Стан. – Наконец-то!
– Господи, Стан… – пробормотал я. – Стан… Подожди, не дергай, дай сообразить.
Стремительно, как изображения на экране, запущенные в ускоренном режиме, начали возникать в моей памяти картины прошлого. Я вспомнил все, весь свой путь по Преддверию, я вспомнил призрачных птиц и прыгунцов, человека-ящика и угрюмых обитателей скалы… Я вспомнил свои видения: черная воронка… застывшее море, равнина и черные колонны… Славия… Крылатая женщина Ника, белая с золотом… Я был не уверен, что крылатая женщина только привиделась мне. И что-то в этом моем последнем воспоминании было не так: мне казалось, я что-то забыл, упустил, что-то очень важное… Там все было глубже, ярче, объемнее, а в памяти сохранился только тусклый серый плоский отпечаток – не более… Где-то в углах маячили обрывки чего-то удивительного, ни с чем не сравнимого – и превращались в пепел, и навсегда погружались в темноту. Я чувствовал, что некий совершенно необычный слой моего существования стерся из памяти, забылся, оставив после себя какое-то щемящее ощущение. Я чувствовал, что никогда не восполню эту утрату и буду жалеть о чем-то, чего так и не смогу вспомнить. Что-то ушло…
Я поднял голову и осмотрелся. Стан продолжал сидеть на корточках, а рядом с ним стоял один из обитателей Преддверия. Озеро было мне незнакомо, но холмы, окаймляющие долину, походили на холмы, возвышавшиеся возле Биерры. За моей спиной оказалась большая черная коряга – это ее острый сук тревожил меня, когда я пришел в чувство. Одинокий высокий камень в отдалении мог быть пережившей метаморфозу той самой скалой, в недрах которой я сначала належался, погребенный под плитой, а потом вдоволь наползался… до тех пор, пока на меня не напала некая крылатая женщина… А вот что было дальше?
А дальше меня разыскал Стан. Вот и все. Молодчина, Стан – прорвался, пробился, пришел!
