километров. В этом все дело, сэр.
Хотя ученый всего-навсего ответил на поставленный вопрос, у присутствующих создалось впечатление, что он дал оценку их умственным способностям. И оценка эта была крайне невысокой.
– Почему прямо не передать импульс на спутник, чтобы получить целевой снимок? – спросил директор.
Кольбан опять тяжело вздохнул.
– Во-первых, спутник в данный момент может не находиться над точкой контакта. То есть, он может находиться над точкой встречи и тогда сделает целевой снимок, но может и не находиться в пределах съемки и тогда сфотографировать объект не сможет. В то же время мощный радиоимпульс почти наверняка привлечет внимание противника. Конечно, существует возможность, что и не привлечет, то есть пройдет незамеченным. Но с большей долей вероятности, что все-таки привлечет. Если он не привлечет внимания и спутник будет находиться над точкой контакта и сделает фотографию, тогда имеет смысл передавать импульс на спутник. Если импульс привлечет внимание противника…
– А спутник не будет находиться над точкой контакта, – перебил его директор, – и не сможет сделать снимок, то передавать импульс на спутник не имеет смысла. Я правильно вас понял?
Директор язвил, но Кольбан посмотрел на него с явным одобрением и кивнул.
– Совершенно правильно, сэр. Надо только добавить, что имея отметку детектора, мы сможем определить местоположение объекта и при несовпадающей по времени съемке. То есть, если снимок будет сделан в плановом порядке – раньше или позже. Методом компьютерной экстраполяции, сэр. Поэтому риск передачи импульса превышает возможную выгоду. Это делает передачу неоправданной.
Директор долго смотрел на растрепанного человечка. Ему хотелось спросить у Ричарда Фоука: «Где вы нашли этого идиота?» Но, во-первых, он знал, что Кольбан не идиот, его разработки определили успех ряда операций ЦРУ и способствовали славе ведомства и возглавляющего его человека. А во-вторых, то, что может позволить по отношению к подчиненному любой российский руководитель, даже гораздо меньшего уровня: обругать матом, швырнуть пепельницей, ударить в ухо, не говоря уже о такой мелочи, как назвать идиотом, в условиях реальной охраны прав и свобод гражданина – просто немыслимо.
Ибо оскорбленный Кольбан, не задумываясь, обратится в суд, судья не задумываясь начнет процесс и не колеблясь вызовет ответчика, кем бы он ни был: директором ЦРУ, министром юстиции или президентом США. Прецедент уже создан: на глазах всей страны судебные врачи исследовали половой орган бывшего президента на предмет наличия кривизны, о которой говорила якобы пострадавшая от его сексуальных домогательств совершенно рядовая и заурядная американка Пола Джонс. А в ходе процесса показания Кольбана подтвердит, несмотря на зависимое от ответчика положение, и свидетель Ричард Фоук, и он сам – директор. Даже если ему очень не хочется изобличать самого себя – деваться некуда: лучше заплатить штраф за оскорбление словами, чем получить не условный, а вполне реальный тюремный срок за неуважение к суду. Недаром и тот бедолага-президент каялся на всю страну в одном-единственном минете, отпущенном под настроение стажерке своей администрации. Если бы в России за подобные прегрешения клеймили позором на всю страну, то все телеканалы показывали бы только мордатых и толстопузых руководителей различного ранга, выступающих в роли кающихся грешников. А за оскорбления подчиненных могли загреметь практически все начальники – и бывшие, и действующие.
Но директор не мог себе представить, что его российский коллега генерал Мезенцев на каждой планерке кроет матом подчиненных и даже не подозревает, что делает нечто нехорошее, за что с него могут спросить по всей строгости закона. И подчиненные, что характерно, воспринимают это как должное и даже не помышляют о таких глупостях, как жалобы вышестоящему начальству или, упаси Боже, в суд. И до тех пор, пока директор ЦРУ и другие руководители американской администрации не могут себе представить реалий российской действительности, сохраняется миф о «загадочной русской душе», феномен которой Запад, на горе себе и радость России, не может разгадать уже столько десятилетий.
Кольбан, в свою очередь, смотрел на директора ЦРУ. Он тоже мог задать Фоуку вопрос: «Где вы взяли такого идиота?», тем более что в отличие от директора не располагал сведениями, опровергающими это мнение. Но, во-первых, вышеприведенные соображения полностью распространялись и на него, а во- вторых, директор платил ему неплохую зарплату. Так что оскорблять его словами у ученого не было никаких оснований. Поэтому они просто сидели и молча смотрели друг на друга.
– А как ваш детектор поедет по российским железным дорогам? Кто его будет сопровождать? Ведь это большой риск! – наконец нарушил молчание директор.
Кольбан развел руками.
– Я могу только собрать прибор и высказать соображения по его эксплуатации. То, о чем вы говорите, не входит в сферу моей компетенции. Но думаю, его надо замаскировать в грузовом контейнере, следующем через Россию транзитом под пломбами страны-отправителя.
Ричард Фоук откашлялся. У него была такая манера привлекать к себе внимание во время беседы.
– Действительно, тактические вопросы продумает мистер Паркинсон. А я прослежу, чтобы взаимодействие между Паркинсоном и мистером Кольбаном было наиболее эффективным. Только один вопрос: какова конечная цель отслеживания «Мобильного скорпиона»?
Директор долго молчал, глядя в сторону окна. Наконец заговорил и голос был совершенно бесцветным.
– Это политическое решение, его должно принимать высшее руководство страны. На мой взгляд, любая угроза национальной безопасности должна быть уничтожена.
Совещание закончилось.
В коридоре Кольбан одобрительно сказал Фоуку: а ведь директор вовсе не такой иди… Я хочу сказать, что некоторые мысли он хватает на лету!
Последнюю фразу директора он, как всегда, пропустил мимо ушей. Подобные детали его не касались.
Глава 2
Медовый месяц ракетчика
Триста восемьдесят километров по трассе Вильнюс – Клайпеда, по «Дороге Солнца» Ницца – Париж или по автобану Дюссельдорф – Берлин, – это одно. Триста восемьдесят километров по шоссе местного значения Тиходонск – Кротово, – это совсем другое. Разбитая, в многочисленных выбоинах дорога, подлежащий списанию по возрасту автобус, теснота, духота, устойчивый запах пота… Основную часть пассажиров составляли селяне, которые посетили по какой-то надобности Тиходонск и возвращались в родные места. Кто-то ездил за правдой в государственные или судебные органы, кто-то проведывал обучающихся в тиходонских институтах детей, кто-то выбирался за покупками. Для сельской глубинки Тиходонск был тем, чем для самого Тиходонска являлась Москва: столицей, центром власти, очагом культуры, городом изобилия, конечной инстанцией в судебных тяжбах и блистательной перспективой для будущей жизни детей и внуков.
Автобус натужно тащился по выбоинам и ухабам, то и дело останавливался в райцентрах и приткнувшихся к шоссе населенных пунктах, изрыгая изжеванных и потных пассажиров. В салоне становилось просторнее, появились свободные места, потом освободилась половина автобуса. Молодой лейтенант и красивая девушка с капризным выражением лица сидели справа от прохода в задней части салона. Саша снял лейтенантский китель, оставшись в форменной рубашке с погонами, закатал рукава и расстегнул несколько пуговиц. Спертый воздух был пропитан миазмами, Саша попытался открыть окно, но оно было наглухо заколочено.
– Так что это за Степан Григорьевич? – как бы невзначай вернулся он к теме, которую уже неоднократно затрагивал. – Почему он вел себя как хозяин? Почему взял на себя такие расходы? Почему ты его поцеловала?
– Ой, ну сколько можно говорить об одном и том же? – Оксана закатила глаза. – Я тебе уже все рассказала. Человек устроил нам праздник, я чмокнула его в щеку, что с того? Ты же не тиходонский Отелло в лейтенантском мундире? И вообще, не приставай ко мне со всякими глупостями!
Как опытный разведчик или неоднократно судимый уголовник, она избегала конкретизаций и уточнений, ограничиваясь самыми общими и неопределенными словами. Причем этому ее никто не учил, она сама интуитивно определила тактику, максимально затрудняющую выявление лжи.
Многочасовая тряска в душном междугороднем автобусе не могла поднять Оксане настроение. Кудасов
