расстались.
– Завтра в суд вызывают, – кряхтел Лаврентьич. – Хошь не хошь, а надо идти, деваться некуда…
– Я тоже приду, – пообещал Василий. – А потом треснем по маленькой. Где тут у вас суд-то?
За пятьсот рублей «Иванов» переночевал в комнате отдыха машинистов. Перед тем как заснуть, подвел промежуточные итоги. Свою миссию он почти выполнил. Кража в действительности имела место, ее план возник внезапно и не был кем-то подсказан, воры арестованы. Концы с концами сходятся.
Конечно, можно предположить, что все это правдоподобная имитация. Петр Васильевич ориентировал его именно на такую возможность. Теперь важно узнать, как накажут воров. Если чисто символически, значит, действительно кража могла быть имитированной. Если наказание окажется суровым, это подтвердит первоначальный вывод. Можно усложнить рассуждения и предположить, что, несмотря на суровость наказания, воров тайно освободят, сделают пластическую операцию и, снабдив новыми документами, переселят в отдаленную местность. Но это версия для голливудского фильма, а не для простецкой российской действительности. И «Иванов» спокойно заснул, как человек, честно выполнивший свой долг.
Процесс о взломе контейнера был рядовым, но народу в зале суда собралось довольно много: железнодорожников дело очень волновало. Подсудимые отказались от сделанных ранее признаний, отпечатков пальцев и показаний Лаврентьича, настаивая на своей полной невиновности и требуя оправдательного приговора. Это было обычное поведение преступников в эру поголовной невиновности.
Объявив перерыв, судья Давыдов зашел к председателю суда и доложил обстановку.
– Это те, за которых из ФСБ просили? – наморщил лоб начальник. – Они больше не звонили?
– Да нет, – покачал головой Давыдов.
– Ну, тогда смотрите сами. Времена теперь другие. Мы независимы и никому не подчиняемся.
– Но там этот заграничный контейнер… В общем-то, дело мутное, шпионажем пахнет…
Давыдову уже стукнуло пятьдесят девять, как человек старой закалки он с пиететом относился к госбезопасности. Но председателю было всего тридцать семь, и он принадлежал к новой формации, в которой уважают только того, кто может поставить на должность или отстранить от нее.
– Это нас не касается. Есть уголовное дело, его надо разрешить по существу. Вот и разрешайте.
Наглое поведение подсудимых сыграло свою роль. Давыдов приговорил Саватеева и Угольникова к пяти годам лишения свободы каждого. Как говорится, на полную катушку.
Выйдя из суда, «Иванов» наткнулся на поджидающего его Лаврентьича. Тот был явно расстроен.
– Пойдем, выпьем, – предложил он. – Вишь, козлы, что удумали, теперь выходит, что это я их посадил!
«Иванов» покачал головой.
– Не могу, батя. Мой вагон, кажется, нашелся. Поеду разбираться…
На следующий день подробный отчет «Иванова» получил неприметный российский гражданин Петр Васильевич Потапов, известный в московской резидентуре ЦРУ под псевдонимом «Слон». Суть отчета он, зайдя в интернет-кафе, сбросил в виде криминального репортажа на безобидный е-мейл, один из сотен тысяч в мировой компьютерной сети. А еще через несколько часов, отчет прочел Ричард Фоук и окончательно убедился, что провал одного звена операции «Сеть» является случайностью.
Через несколько дней после возвращения из рейса Александр получил первую зарплату. Со всеми надбавками она оказалась в два с лишним раза больше, чем у обычного ракетчика. Распираемый гордостью, он пришел домой и развернул перед Оксаной веером хрустящие купюры. Супруга вначале обрадовалась, но тут же потухла.
– Тут и потратить не на что… Разве что отложить до лучших времен…
– Зачем откладывать, – возразил Александр. – Это событие нужно отметить. Давай выедем в Кротово, Шульгин сказал, что там есть неплохой ресторанчик.
Оксана снова повеселела.
– Ой, как здорово! Я уже забыла про развлечения!
Они выбрались вчетвером: Кудасовы и Шульгин с подругой – грудастой буфетчицей Светой. Для конспирации все вышли из части порознь и топали пешком метров пятьсот, а за лесополосой их поджидал убитый «Москвич» одного из местных жителей, с которым Шульгин поддерживал приятельские отношения. Оксана надела свой красный сарафан, босоножки на «шпильках» и жемчужные украшения. Когда она пробиралась по пыльному проселку мимо бурьяна и лопухов, казалось, что это какая-то кинозвезда, спрыгнувшая из нездешней экранной жизни в сельскую глубинку Тиходонского края. Идти было неудобно, ноги и босоножки запылились, приподнятое настроение сменилось раздражением.
– Давай быстрее, подруга! – с хохотом подбадривала ее Света. Она надела короткое ярко-голубое платье в блестках и кроссовки, которые уже в машине сменила на черные «лодочки». Кавалеры в гражданских костюмах с галстуками выглядели вполне цивильно, только водитель, веселый увалень Толян, был в военном камуфляже с закатанными рукавами. Кудасов подумал было, что он тоже военный, но по разговору быстро понял, что к армии тот не имеет ни малейшего отношения.
– На пилораме работы стало невпроворот! – радостно сообщил тот. – Как консервный завод тиходонские выкупили, так и строят все, так и ремонтируют. Говорят, скоро на полную мощность запустят… Но рабочих, в основном, привозных наймут. Наших брать не хотят: пьянь – говорят. Да оно и правильно. Только и приезжие пить будут, без этого не обойдется.
Взяв у Александра платок, Оксана вытерла ноги, отряхнула босоножки.
– Неужели, чтобы куда-то выйти, надо всей перемазаться? Что же это за место такое? – пожаловалась она неизвестно кому.
– Э-э-э, девушка, это ты еще не перемазалась! – радостно захохотал Толян. – Погоди, вот осень придет, так ты по нашей грязи в сапогах не пройдешь!
– Не подливай масла, Толян! – осадил водителя Шульгин.
– Не пройдет, клянусь, не пройдет! Сапоги в грязи останутся. Разве что босой… Тогда можно… Кстати, про сапоги… Ты, Игорь, форму-то получил? Отдал бы мне ватник и сапоги, а то я те сносил уже…
В Кротово за прошедшие полтора месяца произошли заметные изменения. Заброшенное общежитие консервного завода полным ходом ремонтировалось, на площади появились две торговые палатки и красочный, похожий на цирк «шапито», шатер пивной, изрисованный логотипами «Балтика». Из цирка круглосуточно доносилась громкая музыка, но почти все места оставались свободными: аборигенов отпугивала не роль дрессированных животных, а несуразные цены – кружка слабого пенистого напитка стоила столько же, сколько бутылка забористого самогона. А если цена одна, то зачем покупать слабое вместо крепкого? Этот нехитрый принцип практичные селяне исповедовали задолго до того, как навязчивая реклама попыталась сделать из него откровение. Поэтому наиболее посещаемым злачным местом оставалась поселковая чайная, на которую привесили фанерную вывеску «Ресторан», с незатейливым ассортиментом блюд и развлечений: антрекот с жареной картошкой, гуляш, и отдельно мясо из гуляша, которое в сочетании опять-таки с жареной картошкой называлось уже красиво и непонятно «бефстроганов».
Шульгин расторопно сделал заказ, полная неулыбчивая официантка быстро принесла салаты, графинчик с коньяком и шампанское.
Небольшой зал был полон. Судя по лицам посетителей, здесь собралась не самая порядочная и интеллигентная публика. За двумя сдвинутыми столиками сидели явно приезжие кавказцы, наверное, строители. Они то и дело приглашали трех вульгарных крашеных блондинок, веселившихся в чисто женской компании. Из дальнего угла за происходящим угрюмо наблюдали четыре молодых крепких парня специфической блатной внешности.
По плебейской традиции старания музыкантов многократно усиливались мощной аппаратурой: с советских времен отдых принято связывать с музыкой, и чем музыка громче, тем отдых лучше.
– Ну, за первую офицерскую получку! – прокричал Шульгин, однако сквозь грохот динамиков разобрать слова можно было только по губам. Впрочем, все и так было ясно.
Офицеры с дамами пили и закусывали, девушки отдавали предпочтение шампанскому, молодые люди – более крепким напиткам. Как-то очень быстро все оказалось выпито, и Шульгин повторил заказ.
– А патруль сюда не зайдет?! – наклонившись к самому уху товарища, крикнул Кудасов.
