Все замолчали.
– Пей, Евгений Романович! – с нажимом сказал Ефимов. – Хорошую смену себе вырастил, пей и радуйся!
– Меня сменять еще рано! – раздраженно буркнул полковник. – Хотя все этого ждут. Я столько пусков провел…
– А что за пуски, Евгений Романович? – спросил Кудасов и улыбнулся. – Расскажите, нам всем будет интересно!
– Рано вам еще про то слушать. Не доросли…
Но Александр «завелся».
– Почему рано? Вот я сегодня провел учебно-боевой пуск с использованием ядерного заряда. Все здесь сидящие этому свидетели. Данный факт занесут в мое личное дело. Правда, товарищ майор? – обратился он к Сомову.
– Даже не сомневайся, – кивнул особист. – Все занесем.
Кудасов вновь повернулся к своему командиру.
– А вы, товарищ полковник, когда, где и какие запуски производили?
Ефимов и Сомов читали личное дело Белова и наверняка знали, что запусков на его личном счету нет. Врать в их присутствии Евгений Романович не мог. Поэтому он молча поднял свой стакан и вылил спирт в рот, не закусывая. Потом, забывшись, достал сигарету и, зажав ее зубами, принялся искать зажигалку.
Начальник поезда смотрел на него, как на невесть откуда выпрыгнувшую на стол шелудивую кошку.
– Тава-а-арищ палковник, – ерническим голосом произнес Ефимов. – Осмелюсь напомнить, что курить на борту запрещено!
– Так ведь праздник празднуем, – невнятно произнес он. – Пить на борту ведь тоже запрещено! А мы пьем!
– Кто пьет? – удивился Ефимов. – Я не пью, Волобуев и Сомов тоже, и Кудасов не пьет. Потому мы все трезвые. Один ты, Евгений Романович, пьешь. Поэтому заканчивай это дело, иди к себе в каюту и отдыхай. А оружие мне сдай. На всякий случай!
Дрожащей рукой Белов расстегнул кобуру и положил оружие на стол.
– А почему вы мне про сброс крышки не подсказали, а? – мстительно спросил опьяневший Кудасов.
– Какой крышки? Я ничего не видел…
Белов тяжело поднялся и, пошатываясь, пошел в свой вагон.
– Все он видел! – сказал Кудасов. – Просто был бы рад, если бы я пуск сорвал!
Он встал.
– Спасибо, товарищ подполковник. Готов всегда попадать в цель!
Кудасов вышел из штабного салона, но направился не в четвертый вагон, а в третий. Из каюты военврача как раз выходил последний пациент, который получил успокоительную пилюлю и постепенно приходил в себя.
Коротко постучав, Александр зашел в каюту.
– Товарищ майор медицинской службы, старший лейтенант Кудасов представляется по случаю успешного поражения цели! – доложил он по всей форме.
Наталья Игоревна сидела на своем обычном месте в белом халате. Она улыбнулась.
– Фенамин опять помог?
– Фенамин?
Старлей растерянно пошарил по карманам и, вытащив несколько забытых таблеток, удивленно уставился на них.
– Вот они… Я совсем забыл…
Он обратил внимание, что Наташа подобрала волосы в пучок на затылке. Новый облик очень ее украшал.
– Как себя чувствовали при запуске? – доброжелательно спросила майор Булатова. Ему вдруг показалось, что вчера в боевом вагоне ничего не происходило, это просто плод его воображения, как и разговоры с ракетой.
– Совершенно нормально. Только… Я разговаривал с «Молнией», и она мне отвечала!
– С кем разговаривали?!
– Ну с этой… ракетой! И летел вместе с ней. Правда, летел. Видел землю, видел, как она попала в цель, даже немного поправил. И взрыв видел. Я рассказал всем, каким именно получилось попадание. А потом пришло подтверждение, и все совпало!
Глаза военврача округлились. В них плескалось сочувствие и боль.
– Бедный мальчик! Это нервные перегрузки, недостаток воздуха и пространства… Беги с этого поезда! Он привезет тебя только в психушку!
Она встала, и в тесной каюте они оказались лицом к лицу, как на крохотном пятачке свободного пространства в боевом вагоне. И вдруг Саша понял, что вчерашние воспоминания – вовсе не игра фантазии, потому что зажатые в руке таблетки фенамина вполне материальны. Значит вполне реально то, что происходило вчера. Он понял это еще до того, как Наталья Игоревна заперла дверь на задвижку.
Под халатом у нее было только белье. Александр запомнил белый живот с густой растительностью внизу – яркий контраст с выбритой везде Оксаной. Узкая неудобная полка, стук колес, тугое бьющееся тело и требовательный стук в дверь…
– Кто это рвется? – спросил он, когда они вынырнули из горячих влажных волн страсти.
– Не… знаю…
Тяжело дыша, вымолвила женщина. И тут же добавила:
– Подожди, не выходи…
Она постепенно пришла в себя и, прижавшись ухом к двери, вслушалась в происходящее снаружи.
– Кажется, никого нет… Иди, только осторожно…
Кудасов вынырнул в коридор и закрыл за собой дверь. В метре от него стоял старший лейтенант Гамалиев.
– Ты что делал у докторши?! – зло спросил он.
Кудасову показалось, что соперник нетрезв.
– Какое твое дело? Давление измерял!
– А почему запирались?!
– Кто запирался? У тебя, видно, крыша едет…
Гамалиев шагнул вперед и ударил его в лицо. Но реакция у повелителя ракет гораздо быстрее, чем у простого смертного. Кудасов пригнулся и кулак противника со стуком въехал в стальную переборку. Раздался приглушенный вскрик. Инцидент можно было считать исчерпанным. Но остановить ракету с включенным зажиганием уже нельзя. Ответный удар, подпитанный силой атомного пуска, сбил Гамалиева на пол.
– Что тут происходит? – Наталья выглянула в коридор.
– Вот, человеку плохо стало, – ответил Александр. Стараясь не смотреть по сторонам, чтобы не привлекать к себе внимание, он прошел второй вагон, миновал третий и наконец добрался до четвертого. Везде по-прежнему шло веселье и стало заметно, что без алкоголя не обошелся почти никто… Александр подумал, что в качестве универсального транквилизатора наверняка используется одеколон, входящий в комплект рейсового чемоданчика каждого офицера.
В вагоне группы запуска Половников, Козин и Петров конспиративно допивали спирт.
– Иди к нам, Александр! – коллеги замахали руками. – Ты где был?
– Давление поднялось, – обтекаемо ответил Кудасов. – Принял снотворное, ложусь спать.
Он зашел в свою каюту, лег на неудобную полку и мгновенно заснул.
Во втором вагоне военврач Булатова оказывала медицинскую помощь Гамалиеву. Вначале с использованием нашатыря она привела его в чувство, потом осмотрела припухшую челюсть. Она не спрашивала, что случилось, все было и так ясно. От того, что офицеры подрались из-за нее, как второклассники на перемене, она испытывала смешанное чувство гордости и досады.
– Все в порядке, перелома нет! – весело сказала она. – Можете возвращаться к несению службы…
Старлей угрюмо смотрел в сторону. Ни улыбок, ни обычных комплиментов. Он вообще старался не встречаться с ней глазами. Даже не поблагодарив, оскорбленный в лучших чувствах Гамалиев ушел.
