Контрразведчик был единственным человеком, который мог переломить ситуацию. Он был наделен особыми полномочиями, вооружен, к тому же командовал «черными автоматчиками». Он имел право и возможность арестовать безумного полковника.
– Мне кажется, что приказ сфальсифицирован Беловым, – понизив голос, сказал Кудасов. – Белов сошел с ума! Он сам передал приказ со своего компьютера! Вы видите, он не рассчитывает траекторию, все уже рассчитано еще до того, как все узнали про приказ. Это несанкционированный запуск!
Сомов попятился. Глаза его расширились, как недавно у Шульгина.
– Ты что, старлей?! Ты понимаешь, что говоришь?!
– Кудасов, сядьте на свое место! – холодно приказал Белов. И отдал следующую команду:
– Половников, Козин, проследить за выходом направляющей!
– Товарищ полковник! Козина придавило крышей! – тревожно произнесла рация голосом Половникова. – Кажется, у него сломана нога! Я оказываю ему помощь…
– Не отвлекайтесь, надо работать по запуску! – грубо сказал Белов. – Кудасов, проследите за выходом направляющей!
Старший лейтенант смотрел особисту в глаза. Тот еще больше вспотел.
– Выполняйте приказ, старлей! Потом разберемся с вами!
С трудом переставляя ватные ноги, Александр направился к боевому вагону. С трудом вспомнил код замка и вошел в главный отсек БЖРК. Вместо крыши в нем было высокое небо. Огромный металлический цилиндр медленно, но верно поднимался к зениту. Осталось сбросить крышку, и можно производить пуск… Цилиндр выпрямился.
– Направляющая вышла! – чужим голосом доложил Кудасов.
Против своей воли он тоже включился в процесс убийства мира! Какой-то сумасшедший дом!
– Сброс крышки! – начальник смены не забыл и эту команду.
Наверху щелкнули запоры, выпуклая крышка скользнула со своего места, Кудасов попятился, но она упала туда, куда и должна была упасть. Раздался грохот металла о металл.
– Крышка сброшена! – дисциплинированно доложил Кудасов. Как боевой вагон физически не может покинуть движущийся атомный поезд, так и он не мог устраниться от запуска, в котором была задействована вся смена.
Подготовленная к запуску «Молния» целилась из своей направляющей в высокое голубое небо. Теперь только нажатие кнопки отделяло мир от глобальной катастрофы. Кудасов оцепенело смотрел на срез контейнера, как загипнотизированный кролик на удава. Вот сейчас раздастся гул, заклубится дым, потом гул перейдет в рев, выплеснутся первые языки пламени, и появится острый обтекатель ракеты… Он даже не думал о том, что находиться здесь при старте может быть опасно.
Он вообще ни о чем не думал. Только представлял, как палец Белова тянется к кнопке…
И действительно, на боевом пульте было все готово. Синхронно провернулись два стартовых ключа, откинулась предохранительная крышка, обнажилась гладкая поверхность пусковой кнопки, и указательный палец полковника Белова протянулся в нужном направлении. Но тут произошло то, о чем многие ракетчики только слышали, но мало кто видел своими глазами.
Палец начальника смены вдруг скрючился, его рука задрожала, будто уткнулась в невидимую преграду, да и все тело неестественно замерло, словно его внезапно разбил паралич! Белов оцепенел, превратился в камень: все мышцы свело болезненной судорогой, он не мог сделать ни одного движения, а особенно, не мог нажать кнопку запуска. Стартовый ступор – вот как это называется!
Полковник старался изо всех сил, и некоторые мышцы ему подчинялись: напряглось лицо, вытаращились глаза, разошлись в хищном оскале губы, обнажая серые десны и крепко сжатые прокуренные зубы… Но над проклятым пальцем он был не властен. На мониторе бежали секунды, сменялись минуты, уже перейдя предел контрольного времени. Ефимов и Сомов переглянулись, Петров и Шульгин делали вид, что полностью поглощены своими мониторами.
Все расслышали горячечный шепот Кудасова, и потому никто не спешил прийти на помощь начальнику смены.
Александр вышел из оцепенения первым. Человеческий род делится на две категории: одни люди в моменты гнева или опасности бледнеют, другие – краснеют. Когда-то в передовые отряды римских легионов отбирали тех, кто краснеет. Не из-за цвета лица, разумеется, а из-за способности к решительным действиям. Очевидно, Кудасов относился к этой категории.
Подскочив к пожарному щиту, он сорвал красный топор и изо всех сил рубанул по блестящей оплетке электрического кабеля. Топорище было неудобным, а клиновидное лезвие – тупым, но тяжелым. Красный клин то ли разрубил, то ли раздвинул оплетку и застрял в свинцовой оболочке, призванной защитить центральный провод от статического электричества и электромагнитных наводок. Александр ударил еще раз, потом еще и еще. В замкнутом стальном пространстве гулко разносились поспешные удары, как будто могучий дровосек старался быстро свалить столетнее дерево.
Белов уже понял, что потерпел фиаско. Выражаясь его же собственными словами, он обосрался. Нервная система и никчемное тело подвели его в самую ответственную в жизни минуту. Бег в никуда был остановлен. Пора было возвращаться назад. Но назад дороги не было, потому что там лежала под кроватью Ирина! Воспоминание об убитой жене сыграла роль иголки, которой колют сведенную судорогой мышцу. Рука перестала дрожать, палец распрямился и ткнул в проклятую кнопку.
Долей секунды раньше красный пожарный топор перебил центральный провод. Кудасов бросил топор на пол и опустился рядом. Он не знал, что сейчас совершил: подвиг или преступление.
На пульте зажглась красная лампочка неисправности. Не обращая на нее внимания, Белов нажимал на кнопку еще и еще. Наконец он обратил внимание на сигнал: разомкнута цепь зажигания! Судьба заставляла его возвращаться назад, в Кротово, к Ирине… Но нет!
Начальник смены отстегнулся от кресла и встал.
– Не работает, – глухо сказал он. – Мне надо идти.
Не глядя ни на кого, он прошел в свою каюту и заперся. Через несколько секунд сильно ударил выстрел. На этот раз ступор пуска ему не помешал.
Мачо замечательно выспался. Сон был глубоким и спокойным, он полностью расслабился. Во многом это произошло благодаря виски: накануне он выпил почти две трети бутылки. Спиртное – прекрасный транквилизатор, но увлекаться им нельзя: контрразведки всего мира это тоже знают и поэтому закладывают увлечение алкоголем в число признаков возможного шпиона. Правда, в России этот критерий вряд ли действует: слишком многих пришлось бы отрабатывать на причастность к шпионажу.
Мачо с аппетитом позавтракал и собрал вещи. Оксана, небось, тоже собирается… Он вновь представил ее лицо, фигуру, ноги… И все остальное… Девочка просто великолепна!
«А что, если забрать ее с собой?» – мелькнула шальная мысль. И тут же вернулась снова, но уже осмысленной.
«Забрать девочку с собой, в Моксвилл… А что? Пора устраивать семейную жизнь. А она подходит по всем статьям: красивая, страстная, неизбалованная… И к тому же любит меня…»
Внезапно тонкую материю нежных мыслей с грубым треском разорвал телефонный звонок. Нажимая кнопку ответа, Мачо загадал: если это она, он прямо сейчас предложит ей вместе уехать. Немедленно!
– Салам, американец! – послышался в трубке холодный, лишенный интонаций голос. Так мог говорить оживший мертвец.
– Здравствуй, – несколько растерянно ответил Мачо, опуская имя собеседника и прикидывая, чем может грозить ему этот звонок. Пришел к выводу, что ничем: через час он выбросит телефон в реку. Аппарат никак к нему не привязан: Муса Хархоев купил его у перекупщиков, контракт связи заключен на другое лицо… Но все же такая свободная манера Салима ему не понравилась, поскольку свидетельствовала о крайнем пренебрежении к деловому партнеру. Однако то, что он услышал в следующую минуту, не понравилось ему еще больше.
– Дело провалилось, – тем же голосом продолжил Салим. – Все мои друзья… гм, срочно уехали. Я остался один, и мне нужна твоя помощь!
Судя по тону, это был приказ.
Мачо опустился в кресло и совсем с другим ощущением смотрел на живописные крыши Тиходонска. Сейчас они уже не напоминали парижские. Все дело в настроении, именно оно определяет восприятие
