плохое настроение и замкнутость являлись следствием подавленности и депрессии. Теперь же наоборот, Евгений Романович намеренно скрывал от окружающих распиравшие его чувства решимости и силы. Ему казалось, что стоит только оторвать взгляд от монитора, как подчиненные офицеры по блеску глаз непременно догадаются, что на уме у командира пуска.
Разнообразных вариантов поведения у него не было. Возвращаться в комнату, где под кроватью лежит мертвая жена, он просто не мог. И в Кротово не мог возвращаться, а ведь БЖРК приходит только на одну станцию… Он вообще не мог возвращаться в прежнюю жизнь. Труп Ирины отрезал обратный ход, он мог двигаться только вперед, бесконечно продлевая ложащиеся под колеса железнодорожные рельсы. Но в мире нет ничего бесконечного, любые рельсы когда-то заканчиваются. Террористы неожиданно укоротили и обрезали даже тот ограниченный боевым заданием путь, который лежал перед БЖРК. Бег в никуда закончился. Поезд стоял, и впереди был тупик. Значит, у него не только нет выхода, но и нет времени. Через пару часов сюда съедется разнокалиберное начальство, возможно, прилетят даже из министерства, а это может разрушить его планы…
В средние века рыцари перед битвой молились на меч не только потому, что он формой напоминал крест. Боевая, напоенная кровью врагов сталь давала им мужество, укрепляла дух и внушала веру в победу. Минувшей ночью Белов сходил в боевой вагон, поговорил с ракетой, прикоснулся к ней, подпитываясь силой, исходящей от самого мощного оружия в истории человечества.
Он был уверен в себе и знал, что не сдрейфит в последний момент. Не тот человек полковник Белов, чтобы позволить страху парализовать свою волю! Да, не тот! Он встал.
– Я у себя в каюте! – сухо бросил он. – Усилить бдительность! Мы подверглись враждебному нападению и, скорее всего, это происки главного противника. Так что можно ждать любого приказа!
Кудасов распластался в кресле, как будто находился в стартующей ракете и испытывал чудовищные перегрузки. Напряжение просто витало в воздухе и давило на всех присутствующих с силой механического пресса. Хотя фильтрация и наддув были отключены, спрессованный плотный воздух не позволял глубоко дышать и не насыщал организм кислородом. Назревало что-то ужасное.
«Неужели Белов решил произвести несанкционированный запуск?! – озарила его невероятная догадка. – Но это невозможно!»
Белов заперся в своей каюте и вновь прильнул к компьютеру. В боевую программу оставалось ввести координаты БЖРК и поправочные коэффициенты в расчетную траекторию. Первая часть задачи упрощалась, потому что комплекс стоял на месте. Вторая усложнялась – ибо на этот раз у него не было данных спутниковой разведки и точного метеопрогноза. Приходится обойтись типовыми данными: поправка на вращение Земли сильно не меняется, значительного ветра нет, коэффициент поправок по трассе поставим ноль… Впрочем, сейчас точность выстрела не имела большого значения. Пятьсот километров туда, пятьсот – сюда… Залп шестнадцати боеголовок все равно сметет половину континента. Что будет дальше, он себе не представлял. В воспаленном мозгу пуск был самоцелью, конечной вершиной, к которой он всю жизнь стремился. Дальше все будет хорошо…
Расчеты были окончены. Евгений Романович посмотрел на часы, отмечая начало новой эры. И передал сфальсифицированный приказ на компьютеры локальной сети БЖРК. Сообщения в один и тот же миг должны поступить на компьютер боевого пульта, мониторы начальника поезда и особиста. Теперь надо быстро вернуться на рабочее место!
Первое, что он увидел, войдя в операторскую – вытаращенные глаза и бледное лицо Шульгина.
– Боевой приказ… Товарищ полковник, боевой приказ, – дрожащим пальцем он показывал на монитор. – Это не учеба, это по-настоящему…
– Что за ерунда! – мужественным голосом сказал Евгений Романович. – Ты что-то путаешь!
Обойдя пульт и вскочившего столбом Шульгина, он опустился в свое кресло. На экране в мигающей красной рамке светился боевой приказ. Он выглядел совсем как настоящий.
Тут же загремел сигнал тревоги – знак того, что Ефимов тоже получил сообщение и отреагировал на него надлежащим образом.
– Внимание, поступил боевой приказ! – сказал в микрофон Белов, хотя, строго говоря, делать это должен был начальник поезда. Но в минуты крайнего напряжения и стресса никто не обращает внимания на такие мелочи.
– Я, командир пуска полковник Белов, принимаю командование на себя. Объявляется боевая тревога! Экипажу занять места соответственно штатному расписанию! Отменяется запрет на радиообмен!
Кудасов оцепенел. Его ужасная догадка подтверждалась!
В операторскую ворвался запыхавшийся Ефимов. Следом спешил вытирающий платком потный лоб, Сомов.
– Ну и денек, – выругался начальник поезда. – Только отбились, а тут опять… Может, ошибка?
– Нет, товарищ подполковник, никакой ошибки нет, – веско, авторитетно, даже с некоторыми нотками торжества, сказал Белов. – Думаю, это ответ на вражеское нападение. Адекватный ответ! Приготовьте стартовый ключ!
– Вот он, – несколько растерянно произнес Ефимов. – Смотри, и вправду… Я как-то не подумал…
– Выставить оцепление! – продолжал отдавать команды командир пуска. – Установить домкраты!
Вокруг стоящего на приколе БЖРК закрутилась напряженная карусель предстартовой работы. Взвод охраны привычно разбежался вокруг состава. Только на этот раз, расширяя круг, приходилось обегать воронки и перепрыгивать через трупы. Свободные от дежурства Половников и Козин выбежали наружу проверять опоры домкратов. Ефимов приготовил стартовый ключ и держит его в подрагивающей руке, ожидая команды…
«Черт, черт, черт!» – билось в сознании Кудасова. Подчиняясь извращенной воле сошедшего с ума полковника, вполне вменяемые и добросовестные офицеры помогали ему приблизить конец света! Что делать? Что делать?! Что делать?!! Встать, и напасть на него? Отобрать стартовый ключ? А если действительно получен боевой приказ? И это у него, а не у полковника съехала крыша? Что тогда? Срыв боевого пуска – это государственная измена! В условиях боевого дежурства за это расстреливают!
Полковник Белов, выпрямившись, сидел за пультом и чуть заметно улыбался своим мыслям.
«Вот оно, торжество власти и силы! И никто не возражает, все стараются, лезут из кожи… Вот только этот щенок смотрит ненавидящим и понимающим взглядом… Неужели он догадался? Ну и хрен с ним! Поздно что-нибудь менять, до старта меньше пятнадцати минут! К тому же, если он попробует помешать, я его попросту пристрелю!»
Однако на поясе у Кудасова тоже висел полученный в момент нападения пистолет. И это изменило намерения полковника.
«Черт с ним! Еще не хватало дуэлей устраивать!»
– Оцепление выставлено, товарищ полковник! – поступил по рации первый доклад.
– Опоры домкратов установлены!
Что-то в поведении командира пуска было неестественным. И через секунду Кудасов понял, что именно. Полковник сидел спокойно, он не вводил озабоченно координаты поезда, не рассчитывал с максимальной скоростью поправки траектории. Это подтверждает, что приказ сфальсифицирован: только в этом случае есть возможность заранее ввести все коэффициенты!
– Внимание, проверить сброс крыши! – Белов нажал тумблер.
Дело шло к развязке. Как только ракета займет стартовое положение, Белов сможет ее запустить!
«Что делать?» – в который раз лихорадочно думал Кудасов. Обратиться к другим командирам? Ефимов вряд ли сможет что-то изменить: он официально передал командование командиру пуска. Конечно, второй стартовый ключ у него, но возьмет ли он на себя смелость сорвать пуск, за который не отвечает? А ведь за срыв придется отвечать!
Снаружи послышался грохот упавшей крыши.
Какая ерунда! Что за мысли на фоне мировой угрозы? Сейчас «Молния» уйдет, американцы в лучшем случае обнаружат ее на полпути, но перехватить не смогут. Однако отдать приказ на ответный удар успеют. Их «карандаши» взлетят и пойдут на заданные цели. Нашим останется только запустить свои… Кудасов очень отчетливо представил, как американские и российские ракеты идут по встречным траекториям, как они разминутся в апогее, как ринутся вниз… Неужели надо спокойно дожидаться этого?!
– Товарищ майор! – Кудасов отстегнулся и, встав, приблизился к Сомову.
