Черта с два! Рыжее солнце, бластеры, блокирующие спутники - это антураж, условность. Главное - псевдосы среди людей! И неважно где - на далекой планете или на Земле. Если хотите, Леда и есть Земля!
- Ну ты загнул! - Петр засмеялся.
- Может, и так, - серьезно сказал Лагин. - У меня было дело: научный руководитель довел аспиранта до самоубийства, присвоил идеи, женился на его невесте.
- Сколько ему дали? - перестал веселиться Петр.
- Наказание неотвратимо? Только никакого преступления я не доказал, слишком тонкие материи пришлось хватать грубыми юридическими щипцами. Получил он выговор 'за неэтичное поведение', через пару лет защитил докторскую, развелся, опять женился.
Потом был в центре институтской склоки - группа на группу, анонимки, комиссии. Студентки жаловались: 'неэтично' ведет себя профессор: достает, домогается.
- И чем кончилось? - не утерпел Валек.
- Проводили с почетом на заслуженный отдых, - Лагин качнул пышной седой шевелюрой.
- Вот, пожалуйста! - приглушил вырвавшееся ругательство Валек. - Про то я и толкую! Получается, псевдосы неуязвимы? Эта, например, семейка, - он ткнул в лежащие рядом зеленую тетрадь и амбарную книгу. - Копили материал для доносов на знакомых, может, пописывали втихую анонимки, младший следователя грязью облил, а с виду - обычные люди. Что мы можем сделать таким? Попробуй их разгадай.
- Элементарно, - пренебрежительно хмыкнул Лагин. - Птицу видно по полету!
- Чего ж ваш профессор остался безнаказанным? - съехидничал Валек.
- Это другой вопрос! - Лагин резко наклонился вперед. - Я спросил у декана: почему не дадите принципиальной оценки? А он мнется: раз следствием вина не доказана… Мы-то что можем сделать? Да отторгнуть негодяя, не общаться с ним, руки не подавать - испокон веку известно, как обходиться с проходимцами! Он взгляд отводит: сейчас так не принято…
Не штука - отличить, нужно желание - отличать! А оно, вишь, 'не принято'! Вот и жируют расхитители в открытую, никто не спрашивает: на какие деньги, подлец ты этакий? Ждут. Когда арестуем, конфискуем, осудим - тогда прозреют!
- Ну а как распознать тех же золотовых и им подобных? - настаивал на своем Валек. - Тысячными тратами не выделяются, смердят потихоньку…
- Вот по запаху и распознавай, - поддержал я Ладно - давая ему время успокоиться. Сердчишко у Юрия Львовича барахлило, и нервничать лишний раз ему совершенно ни к чему.
- Манеры, речь, запросы, интеллект, круг общения… Десять минут с человеком поговори - и он весь как на ладони. Поэтому и сбиваются в стаи. И выкобениваются друг перед другом: я книжку достал про интриги французского двора, а я попал на закрытый просмотр, а я с писателями на охоту ходил… Вот, мол, какие мы умные да способные, а что аттестат в тройках да в каждом слове ошибку делаем - ерунда, с оценок не пить, не есть, не развлекаться, пусть отличники себе глаза портят да язву наживают, а мы ничуть не хуже! Только карлик и на ходулях - карлик!
Наблюдая за мной, Лагин успокоился и улыбнулся, как бы подтрунивая над собственной горячностью.
- Если бы кучковались в своем стаде - полбеды. Но им надо с нормальными людьми перемешаться, чтобы не бросаться в глаза, внимания не привлекать, да и для самомнения… Чего только не придумывают! - Юрий Львович улыбнулся шире, с обычным сарказмом. - Один завмаг держал в кабинете портрет Дзержинского. Спросят - объясняет: я, мол, старый чекист, двадцать лет в органах, вышел в отставку, послали на укрепление торговли… Врал, конечно. Но действовало. На недовольных покупателей, общественных контролеров, корреспондентов. Даже на молодых сотрудников ОБХСС! - Лагин подмигнул мне. - Старый стал, болтливый, завожусь с пол-оборота. Но это я для них, - он кивнул практикантам. - Помните, заманивает такая нечисть нормальных людей в свою стаю. Лестно им с актерами знаться, писателями, журналистами, а особенно с нашим братом. Ничего не пожалеют: улыбаться будут, приятные слова говорить, услуги оказывать, дефицит предлагать… Психологи великие: слабости отыскивают, пристрастия и играют на них умело!
Лагин снова стал серьезным, даже мрачным.
- А палка копченой колбасы из-под прилавка, даже за свою цену - это первый крохотный шажочек… Второй, третий, все безобидно, а оказывается - повязан накрепко! - Юрий Львович встал. - Заболтался, пойду работать. А вы, ребятки, имейте в виду: собрались заниматься следствием - думайте, чьими услугами пользоваться, с кем дружбу водить, к кому в гости ходить. - Фраза прозвучала слишком официально, и Лагин смягчил ее шуткой: - А то ваш наставник, Юрий Владимирович, повеселился в одном зале с Золотовым, а потом неделю оправдывался да отписывался!
…Когда через несколько дней я вызвал на допрос Золотова, он тоже начал с ресторанных воспоминаний.
- Нехорошо, гражданин Зайцев! Вместе пьем, гуляем, а потом вы меня в клетку… Как на это посмотрит начальство?
Бравада объяснялась просто: он смирился с новым положением, продумал линию поведения и держался как человек, которому нечего терять.
- А вы черкните для памяти, при случае и просигнализируете. Письменные принадлежности имеются, времени много, прокурору писать разрешается. Правда, тетрадочку вашу я изъял, придется завести другую.
Золотев на миг запнулся.
- Давайте ближе к делу!
- Пожалуйста, - я положил на стол обрезок плотной зеленой ткани. - Обнаружен у вас дома. Марочникова шила из нее некие предметы. Один предмет вы принесли Петренко, квартирная хозяйка подтвердила это на очной ставке. Второй, начиненный золотом и валютой, изъяли у вас работники милиции.
Рядом с зеленым лоскутом я выложил хитроумные чехольчики с кнопками, застежками, тесемками - пустой и наполненный.
- Цепочка доказательств опровергает объяснения о 'провокации'. Вопрос: откуда у вас ценности?
- Объясняю: нашел. Возвращался из города на дачу, под кустом - газетный сверток. Принес, развернул. Как честный человек решил сдать властям. Для большей сохранности упаковал в этот чудесный мешочек. Утром увидел в лесу каких-то людей, подумал - грабители, попытался спрятать ценности в дупло. Оказалось, советская милиция. Извините, ошибся. Прошу официально зарегистрировать находку и выплатить мне причитающееся по закону вознаграждение. Ясно?
Золотев издевательски ухмыльнулся.
- Не вполне. Есть некоторые неувязки. Их придется прояснить с помощью Шахназарова и Гришакова.
Будто жесткая губка прошла по лицу подследственного, стирая не только ухмылку, но и естественный цвет кожи: передо мной застыла безжизненная гипсовая маска.
- Выяснив происхождение ценностей, мы должны будем объяснить, для чего изготовлялись из специальной ткани эти… как бы их лучше назвать? - Я похлопал по зеленым чехольчикам. - Контейнеры для контрабанды!
Золотов заметно вздрогнул.
- Кстати, сколько у вас было по физике? Эта ткань от металлоискателя не защищает, не стоило и стараться. Вообще, извините, у вас детские представления о государственной границе!
- Пьете вино из моего бара, - голос у него был хриплым и напряженным. - Да еще нахваливаете.
- То есть?
- Принимаете догадки за факты. Я запомнил вашу метафору.
- Почему же догадки? - Я вытащил из портфеля журнал, открытый на нужной странице. - Вот пожалуйста: 'Граница на замке', репортаж с таможни. И фотографии тайников, всевозможных контейнеров. Сравните этот снимок с вашими изделиями - один к одному.
Золотов молчал.
