глотая в себя глухую осеннюю темень, как надравшийся на свадьбе шафер глотает угольные таблетки.
Вот уже три окна остались гореть в доме Дениса. Кому не спится в ночь глухую?.. На втором этаже – бездетная чета Беклемишевых. Павел Егорович смотрит ночной сериал, Ольга Валерьяновна дремлет в кресле с вязанием на коленях. На четвертом – Кривцы. Кто там может не спать? Ну конечно, Лешка, пятнадцатилетний шалапут, отрезанный ломоть, свежеиспеченный член клуба «Мастырка»… Или нет. На шторах нарисовался расплывчатый силуэт, кто-то прислонился к окну, вглядываясь в ночь. Это явно не Лешка. Ага, Лешка на
И, наконец, третье окно. Пятый этаж. Знакомые гардины, похожие на морозный узор, розоватые обои, тяжелый абажур в стиле «кабинет Антон Палыча». Там тоже ждут.
Это его окно, Дениса. Оно будет гореть до тех самых пор, пока он не вернется домой. В два часа, в четыре – без разницы. Мать встанет, захлопнет книгу («Гуманоиды: затерянная раса?») и, не взглянув на него, пройдет в свою спальню. На плите в кухне останется сковорода с теплыми котлетами, которые парились на малом огне все это время, попыхивающий в изнеможении чайник.
«А если не вернется?» – подумал Денис, прикуривая новую сигарету. Снимет, к примеру, номер в гостинице «Кавказ», благо в октябре она практически пустует. Закажет бутылочку белой, зашторит окна и выпьет, чтоб никто не видел. И вырубится. И никто его видеть не будет. Вот так.
Язык будто сам собой выскочил, чтобы облизнуть губы. Чего там девочку из себя строить… Выпить очень хотелось. Он не хотел показывать этого перед Мамонтом, но желание было сильным, почти непреодолимым. Как потереть ушибленное колено.
И никто не будет видеть, вот что главное. Ни следаки из прокуратуры, ни Валерия, ни мама, ни Мамонт… Интересное созвучие:
Денис сидел в беседке напротив дома, забравшись с ногами на сиденье. И продолжал глазеть на окна. Он не надеялся увидеть там сногсшибательных девок, лениво стягивающих колготки. Жизнь человеческая, протекающая за дешевыми, облупленными окнами, слишком обычна для этого, слишком приземленна. Нет там ни томных красавиц, ни ненасытных жриц любви, ни всякого прочего киношного фуфла. За окнами чаще всего живут тетки в бигудях и мужики в линялых майках – но даже они, когда переодеваются или спариваются, делают это при плотно закрытых шторах и выключенном свете…
Впрочем, Денис знал одну очень красивую девушку, которая… Возможно, единственную такую во всем городе, на чьи окна стоило бы пялиться хоть до посинения. Даже ее легкий силуэт, мелькнувший за занавеской, был бы королевской наградой, не говоря уже об остальном. И вот в течение двух дней эту девушку насиловал один гад
Денис встрепенулся.
На подъездной дороге вдруг мелькнула быстрая тень, хлопнула дверь парадного. Ага, Лешка Кривец прикондыбал, мамкино счастье. Вскоре окно на четвертом этаже тихо погасло.
Мысли по какой-то чудной траектории опять вернулись к бутылке. Ну, смоется он, положим. Ладно. Нарежется. А утром – что? Ушибленное место будет болеть еще сильнее, расчесанное до алой сукровицы. Впору на стену лезть.
А ведь ночной магазин на Богатяновской еще открыт.
Вот портьера дернулась опять, ее перерезала сетка морщин, словно кто-то схватился с той стороны и хочет оборвать.
Денису почудился слабый, будто сквозь вату, вскрик. Может, Людка решила ночью повоспитывать свое чадо?
Он подошел к самому окну, едва не похоронив туфли в раскисшей жиже, в которую превратился отцветший за лето палисадник. Портьеру отпустили, но она легла неплотно, видно, зацепившись за радиатор отопления. В комнате царил мягкий золотистый полумрак, плавно скользили тени. Это Людкина спальня. Кровать торцом к окну, так что можно сосчитать деревянные шишечки на спинке. А вот и сама Людка – в распахнутом халате, бедовая, белогривая, с длинными крепкими ногами, лицо испуганное и злое. Стоит руки в боки, втолковывает линию партии кому-то невидимому. Как из пулемета: тра-та-та-та.
Из-за противоположного края портьеры показалась рука. Один миг – и вот Людка отлетела, упала поперек кровати, влепившись затылком в стену. Ее сочные матюки прошили двойную раму и закрытую амбразуру форточки.
Она уже подобрала ноги, чтобы вскочить, когда сверху на нее обрушилось тело. Большое тело и сильное. Мужик. Парень. Он скрутил Людку, как резиновую куклу. Схватил за лицо, так что нижняя челюсть воткнулась в горло, ударил слева, справа. Людкины волосы взметнулись светлой копной. Растерянная, растерзанная, с мокрыми щеками и вылетевшей из халата голой грудью, бедовая шалава Людка Борщевская вдруг превратилась в беззащитную школьницу. Парень отпустил ее голову, и она безвольно ткнулась в стену. Потом рот судорожно раскрылся, тело выгнулось дугой – наверное, под дых ударил, скотина. Большие мужские ладони приподняли ее голову…
Денис понял, что сейчас он влепит ее затылком в бетон. Намертво.
«
Мощный вихрь адреналина приподнял Дениса над раскисшей землей, чтобы в следующую секунду бросить его в парадное, перенести через лестничный марш и обрушить на дверь Людкиной квартиры…
Но тут парень обернулся, и Денис увидел его лицо.
Это был он сам. Жесткая нитка губ, перечеркнутые тенями впалые щеки, откинутые назад волосы. В широко расставленных глазах – угрюмая решимость смертника. Да, это он сам. А Людка – это Валерия…
Денис отшатнулся от окна. На какое-то мгновение сходство показалось ему до того разительным, что он невольно поднес ладони к лицу, словно желая удостовериться в том, что вот он я, вот! Здесь – не там! И мои руки чисты, я никого не бил и не убивал!
Между тем парень, продолжая придерживать Людкину голову, нашаривал что-то рукой на кровати. Всего лишь носовой платок. Он сделал неловкую попытку вытереть ей щеки от слез. Она отшвырнула руку. Он наклонился к ней и что-то произнес. Потом неожиданно поцеловал. В одну щеку, другую. Сначала левую, потом… Людка резко отвернулась. Но Денису было видно, как ее пальцы легли парню на плечо. И сжались – когда он накрыл ладонью ее грудь и поцеловал выступающий темный сосок…
Денис заставил себя отвернуться. Никто никого не убивал, и даже не собирался. «Милые бранятся, только тешатся… Бьет – значит любит!» – типичные отечественные парадоксальные поговорки, отражающие особенности той самой непостижимой русской души.
Что это у Людки за парень? Никакой он не двойник, отражающий темную половину Денисовой натуры. У него точно такая своя половина имеется! Примерно одинаковый возраст, телосложение, один тип лица,