вскоре вернулся.
– И как отреагировал? – спросил Селеденко.
– Нормально, – сказал участковый. – Спросил, какого рожна.
– Он один?
– Да. Я проверил. Чисто. Могу идти?
– Можешь, – разрешил Селеденко. – Но не надолго.
– В семь, как условились.
– И ни минутой позже.
Капитан обошел двор из конца в конец, слепил снежок и попробовал сбить старое сорочье гнездо с березы. Попасть попал, но гнездо выдержало. Из парадного, где проживал Ларионов, вышла девчонка в модной курточке, села в «Ситроен» и укатила. «А лейтеха в уборную заглядывал? – подумал вдруг Селеденко. – А вдруг она там сидела?»
На всякий пожарный он позвонил Курбатову и сообщил номера «Ситроена». Еще раз обошел двор. Потом нырнул в подъезд дома напротив, поднялся на второй этаж и присел на корточки у окна.
Свет в квартире Ларионова продолжал гореть.
Прошла оживленная компания. Прошла тетушка с авоськой.
Ларионовская «Волга» была покрыта свежей снежной корочкой. Снег шел утром. Вчера снега не было. Сегодня он никуда не ездил – точно. И мог не ездить вчера. А мог и ездить. Еще две машины во дворе стояли под такой же коркой… И что?
Сверху спускалась пожилая пара. Поравнявшись с капитаном, старички притормозили и молча изучили его лицо.
– Товарища жду, другана, – буркнул Селеденко.
Ушли. У Селеденко затекли ноги. Он вышел из подъезда, слепил еще снежок и снова попытался сбить гнездо. Удалось. Гнездо сорвалось с ветки, но повисло чуть ниже, зацепившись за другую ветку.
Свет горел. Ларионов не торопился делать ноги. Позвонил Курбатов: «Ситроен» принадлежит соседке Ларионова со второго этажа. Ясно.
«А может, он никуда и не собирается бежать, – с раздражением подумал Селеденко. – Может, он вообще ни при чем. Только время зря теряю…»
В начале седьмого он слепил третий снежок, и на этот раз гнездо бесформенной грудой рухнуло на снег. Селеденко подошел, поковырял его ногой: а вдруг там золотые часики на тысячу долларов – сороки ведь падки на всякие блестящие вещицы?
Часиков не было.
– Ну-у, молодой человек, как вас там… Это мое личное дело, коль на то пошло! – сказал Лохманенко, одновременно воинственно и как-то даже доверительно.
Воинственно – потому что на часах уже двадцать минут четвертого, а на заводе пашут с семи до пятнадцати, и всем пора по квартирам, а доверительно – потому что он гордился собой, этот хорек, гордился: с такой-то рожей и с такими-то повадками имел молодую и красивую любовницу, девчонку что надо. Девчонку убили – это он знал, но все равно гордился. Девчонка была также любовницей следователя, с которым он сейчас беседует, – а вот этого Лохманенко знать не мог, иначе вел бы себя поскромнее. Хотя кто его знает…
– Сейчас парткомов нет, в личную жизнь лезть не принято, а по профессиональной линии ко мне претензий нет…
Лохманенко переобулся, заменив туфли на меховые полусапоги. На следователя Петровского он не обращал внимания, как будто его здесь и не было.
– Давайте прощаться, мне некогда…
– Куда же вы торопитесь, Игорь Борисович? – спросил Денис. Он сидел напротив рабочего стола Лохманенко, разложив перед собой бумаги, деловито покусывал ручку и, в отличие от своего собеседника, никуда не торопился. Потому что в прокуратуре официально работали до восемнадцати, а фактически – круглосуточно.
– Домой, молодой человек! – выкрикнул Игорь Борисович, доставая из шкафа пальто верблюжьей шерсти. – Укреплять семью…
– А вот, к примеру, вчера, – произнес Денис, поворачиваясь к нему вместе со стулом. – Вчера вы тоже очень спешили. Вы даже препирались с моим коллегой Романом. Тоже домой?
Лохманенко надел пальто.
– Конечно, – сказал он. – Куда же еще. Прошу.
Он сделал рукой приглашающий жест в сторону дверного проема.
– Домой, – повторил за ним Денис. Он достал из стопки бумаг одну и прочел:
– Ресторан «Толедо» – с шестнадцати тридцати до девятнадцати ноль-ноль. Столик на двоих, ужинали со студенткой мединститута Лесниковой Еленой Степановной.
Он посмотрел на Лохманенко. Тот застыл в своей приглашающей позе, превратившись в скульптуру, которую можно было поставить в холле ресторана «Толедо», чтобы накидывать на вытянутую руку пальто, зонтики и шляпы.
– С двадцати до двадцати трех – казино «Эмир». С двадцати трех тридцати до часу ночи с небольшим – ночной клуб «Цепи». Вы просто решили добираться дальней дорогой, Игорь Борисович.
– Вы следите за мной, – Лохманенко брезгливо поморщился. От Дениса, правда, не ускользнул настороженный огонек в его глазах. К тому же он опустил руку и, по всей видимости, уже не так торопился. – Это гнусно, молодой человек. Да, черт подери, я люблю вкусно поесть, люблю делать это в соответствующей обстановке, заметьте, а не в кухне, как прислуга! Разве это преступление? Разве повод шпионить за мной… Это уму непостижимо. Для чего тогда открывают рестораны, казино, ночные клубы? Чтобы отделять зерна от плевел? Приманка для паршивых овец?
– Вот интересно, – сказал Денис, будто не расслышал его монолога. – «Толедо», «Эмир», «Цепи» – это ваш маршрут с Еленой Степановной. Но когда Вера Седых была еще жива, и вы активно общались, маршрут был другой. Например, она не любила испанскую кухню – чеснок и все такое, какое уж тут может быть «Толедо»? Когда был жив Синицын – третий маршрут. С ним вы встречались в «Тихом Доне». А когда был жив Рогов, вы с ним обедали в «Кристалле». Хотя Рогов и Синицын предпочитали проводить деловые обеды в «Белом Замке».
– Синицын? – Лохманенко нахмурился. – Это который?
– Тот самый. Которого убили в общежитии. И Рогов тот самый. Его убили на даче в «Вираже». Не помните?
Лохманенко молчал. Думал.
– В ресторанах много всякого сброду, – буркнул он наконец.
– Сброд сбродом, но вы любите ужинать в соответствующей обстановке, в отдельном кабинете. И потому не сядете за столик с незнакомыми забулдыгами.
– Ну да, – вспомнил Лохманенко. – С Роговым мы сидели. Чисто по-товарищески. После приема у мэра заезжали туда компанией… И еще как-то. Возможно – повторяю, возможно, – ко мне за столик подсаживался человек по фамилии Синицын. Но я же не стану спрашивать фамилию у каждого? Это вы можете спрашивать фамилии и писать потом рапорты. Нормальные люди так не поступают.
– С каждым из них вы встречались в определенных местах. Так, чтобы их пути не пересекались. Тут прямо какая-то конспирация!
Лохманенко фыркнул:
– Вы нагромождаете поистине кафкианский бред, молодой человек!
– Но самое интересное то, что люди, с которыми вы имеете честь ужинать за одним столиком, обычно погибают, – сказал Денис. – Не попадают под машину, не умирают от сердечного приступа. Именно погибают. От удара специфического ножа. Это, по-вашему, – тоже бред?
– Это – прямое оскорбление, – после паузы уточнил Игорь Борисович. – Клевета. И вы за это ответите.
Его голос окреп и преисполнился праведного гнева.
– Не забывайте, что я главный конструктор, орденоносец, лауреат. А на днях я провожу важное мероприятие, и вы не подойдете ко мне на пушечный выстрел! Вам ясно? На пушечный выстрел!
