У здания прокуратуры стоял милицейский «уазик» с зарешеченными окнами. Сержант на водительском сиденье читал «Комсомолку». Когда Денис поравнялся с машиной, он поднял на него сонные глаза. «Кого-то привезли из СИЗО», – механически отметил про себя Денис. Ваныч на своем посту прихлебывал черный, как смола, чай.
– Редкая птица! – вместо приветствия буркнул он.
Что правда, то правда. В прокуратуре Денис бывал теперь нечасто. Порой он даже ловил себя на том, что скучает по своему прокуренному кабинету, по знакомым, хоть и не всегда симпатичным лицам, – ну вот по Ванычу хотя бы… Странно, а? И тем не менее. Здесь все было проще. Скучновато, подловато. Но проще. Ответственности меньше. Так школьником он вспоминал свою детсадовскую группу. Так студентом вспоминал школьный класс. У него сейчас другие, очень непростые заботы. Он хотел этого, и он получил это. Областное управление ФСБ нависает над ним, как мрачный каменный утес, давит массой, вопрошает через оттопыренную губу: когда же? Когда на столе у Заишного будут явки и списки агентов неизвестно какой разведки? Когда у Лохманенко проснется совесть и приведет его на поводке с повинной? Когда будут неопровержимые доказательства того, что утечка секретной информации предотвращена? Когда?.. Когда?..
Денис не знал. Он был уверен, что диск, обнаруженный у покойного Синицына, содержит информацию, которой в полном объеме мог располагать только один человек – Лохманенко Игорь Борисович. Только он мог собрать воедино все документы по ПЛУ «Терра-6». Все остальные сотрудники «Прибора», включая высшее начальство, владели только разрозненными частями проекта. Есть показания, по крайней мере, трех человек, которые видели Лохманенко и Синицына вместе. Но этого мало. Как они вступили в сговор? Кто может подтвердить факт сговора – именно сговора, а не беседы на отвлеченные темы? И для какой цели этот гипотетический сговор был осуществлен? Ответы: никак, никто, не известно. Уверенность и догадки – для суда это одно и то же. Нужны доказательства – а это совсем другое…
Правда, Курбатов оговорился, что у Веры был любовник, работавший на «Приборе», – это могла оказаться та самая отмычка, которую ищет Денис. Но ни фамилии, ни должности Курбатов не назвал. И не назовет, можно не сомневаться. Можно было бы попробовать пройти тот путь, который прошел Курбатов, и на котором обнаружился тот самый любовник, но времени у Дениса оставалось все меньше и меньше. Его помощники из Конторы уже не носятся по «Прибору», как раньше, от звонка до звонка. Позавчера они, сославшись на дела, свернулись в два. Вчера не доработали и до обеденного перерыва. Дела, дела… Завтра Виктор с Романом могут вообще не прийти. Послезавтра ему могут передать через Белова: либо в течение двенадцати часов вы представляете доказательства существования шпионской сети, либо мы считаем вашу тревогу ложной. Вполне возможно. Это будет значить, что он не использовал верный шанс и навсегда вернется в этот свой опостылевший прокуренный кабинет, где будет любоваться на хорошо знакомые, хоть и не всегда симпатичные лица. Такие как, например…
Курбатов собственной персоной.
– Ты на месте, – выдохнул важняк. – Слава Богу. А я уже и не надеялся…
Он вошел, не стучась, и сразу упал в кресло напротив Дениса. От его обычной стерильной франтоватости не осталось и следа. Он был растерян. Помятое, словно с перепою, лицо, расстегнутый ворот рубашки, потухшая сигарета в дрожащих пальцах, и… Невероятно, но факт: от Курбатова несло потом. Натуральным мужским потом, как от каменщика в августовский полдень.
– Да, здравствуй, конечно, – вспомнил он. – Извини. Я тебя искал. Там у меня подозреваемый сидит, ты его знаешь, этот сукин сын, как его…
Тут он обнаружил, что сигарета потухла, и полез было в карман за зажигалкой, но рука его так и осталась в кармане.
– Виктор. Я думал, все на мази, все складывалось просто тютелька в тютельку, такая красивая комбинация. И я был уверен, как не знаю кто… А он – на тебе! – говорит: не тот. Представляешь? Федот, да не тот, и хоть ты кол ему на голове теши. Я не знаю, то ли брешет, гад, то ли правду говорит… В общем, либо я его сейчас везу обратно в камеру и начинаю чесать в затылке и строить все с нуля, либо… Я просто не знаю, что.
Все это время Денис рассматривал пятна на столешнице. Когда Курбатов умолк, он негромко спросил:
– О ком вы говорите?
– Да Виктор. Танькин дружок. С которым ты сидел у нее в тот вечер.
Курбатов выжидающе смотрел на него.
– Кого он должен был узнать? – спросил Денис.
– Человека, который зашел в ее подъезд, когда вы все ушли. Я опознание устроил. Короче…
Курбатов осекся. До него вдруг дошло, что объяснить суть своей просьбы он может, только ознакомив Дениса с ходом следствия. Этого ему не хотелось. Но и рубить под корень красивую комбинацию было жалко. Курбатов нахмурился, достал зажигалку, задумчиво пощелкал ею.
– Ладно, – наконец сказал он. – Хорошо.
Он позвонил по мобильному и сказал в трубку:
– Мне нужно еще пять минут. Пусть подождут. И подозреваемые, и понятые. Все.
Отключив связь, Курбатов встал.
– У меня совсем мало времени, Денис. Если бы дело не касалось Таньки Лопатко, я бы плюнул на тебя и как-нибудь выкрутился. Но это Танька. Наш товарищ. И это дело я не могу скинуть «как-нибудь». Я должен найти того гада, который ее убил. Поэтому предлагаю забыть на время все наши раздоры и недоразумения. Ты мне должен помочь.
Денис почему-то не сомневался, что сейчас Курбатов говорит искренне. Лунные затмения случаются два раза в год, комета Галлея пролетает раз в семьдесят семь лет, а хотя бы раз в жизни Курбатов может быть искренним.
– Я спросил у вас на днях фамилию любовника Веры, – напомнил Денис. – Это было не праздное любопытство. В ответ я услышал, что сведения, интересующие меня, не подлежат…
– Теперь подлежат, – перебил его Курбатов. – Я отдам его тебе вместе с его вонючими потрохами. Но сейчас нет времени. Ты готов помочь мне? Да или нет?
Помедлив, хотя выбирать ему на самом деле не приходилось, Денис ответил:
– Хорошо.
Вкратце Курбатов изложил ход следствия, включая встречу Виктора с неизвестным у подъезда Лопатко накануне убийства, его показания по поводу номеров машины, а также эпизоды последних дней. Ларионов, который являлся главным подозреваемым в убийстве Татьяны, вопреки ожиданиям Курбатова, не стал пускаться в бега, рано утром его задержали и, как положено, провели обыск в квартире.
– У него коллекция ножей всяких-разных, – возбужденно говорил Курбатов. На сдержанного важняка это не было похоже. – Десятка три, или четыре, дорогие, дешевые, но редкие…
– Я знаю, – кивнул Денис.
– Да что ты знаешь! – Курбатов махнул рукой. – У него даже какой-то редкий штырь оказался, которым Таню убили…
– «Которым» или «таким»?
– Что? А-а-а… Да в том-то все и дело! – Курбатов махнул рукой еще раз. – Все в цвет складывалось: номер машины, орудие преступления, и их общий хозяин! А потом все посыпалось… Экспресс-анализ показал: молекул крови на этом штыре нет! А они в металл проникают и месяц держатся, как ни отмывай! Вот тебе первый облом! Мужик все отрицает, возмущается, алиби какие-то выдвигает… Я его на опознание выставляю, с двумя «подставными» – одному сорок лет, другому пятьдесят два, по облику схожи. А твой Виктор его не опознает! Говорит, что тот был гораздо моложе и фигура другая…
Денис хотел сказать, что ничего странного во всем этом нет, потому что хвататься за поверхностную улику и делать из нее основную нельзя. Но это было бы слишком банально, поэтому он промолчал.
– Я думаю, он просто боится! Хотя я его в спецблок перевел, под усиленную охрану, но, видно, все равно очкует! Или перестраховывается.
– Раз на клинке крови нет, очевидец не опознает, то что остается? – сдержанно спросил Денис. – Номер машины? Да?
Он подводил коллегу к определенному ответу, но тот не отвлекался, и сбить его было невозможно, как
