У отца отвисла челюсть.
– Ты… Ты…
– Да. Я его видел.
– Там?!
– Да, там. Где же еще?
На лице Генриха проступило выражение озарения.
– Это из-за него тебя так разукрасили?
– Точно.
– И что они от него хотели?
Владимир замялся:
– Этого я сказать не могу.
Генрих вздохнул:
– Значит, ты тоже причинял ему вред. Это рок нашей семьи! Из-за нас должен страдать бедный Иоганн!
– Не такой уж он бедный, – буркнул Владимир.
В словах отца был резон. Из-за него Иоганн сел в тюрьму, из-за него получил заточку в бок.
За столом наступила напряженная тишина.
– Почему вы такие грустные? – спросила Лизхен, занося чайник.
Волка оформлял на службу лично начальник отдела кадров Тиходонского УВД подполковник Уварин.
– У нас это первый случай. – Дородный сорокапятилетний мужчина с пшеничными усами перелистывал личное дело Вольфа с такой осторожностью, будто отдельные листы могли быть смазаны контактным ядом отсроченного действия. На лице ясно читалось выражение недовольства. – Да и вообще я никогда не слышал про переводы из КГБ…
– Ни одного случая за последние двадцать лет, – тихо дал справку капитан-инспектор, почтительно стоящий по левую руку от начальника.
– Вот-вот, – вздохнул подполковник. – Да еще эта чехарда с фамилиями… То Вольф, то Волков, что все это значит?
– Там есть обоснование, – смиренно пояснил Владимир. – Я служил в режимной части, немцев в нее не брали, а я подходил по всем статьям… Вот и сделали временно Волковым. А потом эта фамилия попала в наградные листы, так и остался на ней. В деле есть меморандум.
– Где?! Ничего здесь нет! – Уварин потряс папку так, что растрепались страницы. – Половина листов изъята! Где они? В местном Управлении КГБ? Что это значит? «Действующий резерв»? То есть вы работаете и на них, и на нас?
– Никак нет, товарищ подполковник, – с солдатской четкостью ответил Вольф. – Из Комитета я уволен.
– Ну-ну, – угрюмо пробурчал подполковник. – Только майор Мусин из УКГБ звонил час назад. Просил, чтобы вы зашли к нему, в тридцать второй кабинет.
– Странно, – искренне удивился Владимир.
– Очень…
Словно спохватившись, Уварин попытался изменить выражение лица и перейти на более дружелюбный тон.
– Правда, и из оставшихся материалов видно, что вы верой и правдой послужили Отечеству. Три боевых ордена – это не хухры-мухры… Особо отмечается ваша боевая подготовка и военный опыт… При переводе вам присвоено звание старшего лейтенанта, это тоже высокая оценка…
Попытка не удалась. Гримаса недовольства вернулась на место.
– Но эта ваша роспись! Она вообще не лезет ни в какие ворота! Ну, бывают армейские или флотские татуировки: якорь, пропеллер, надпись «ВДВ»… И то мы рекомендуем выводить их. А тут натуральные тюремные наколки! Я еще не видел милиционеров, похожих на зэков!
Вольф пожал плечами. Он уже не изображал смирного прилежного солдата. Он снова стал самим собой.
– По соображениям государственной безопасности я не имею права обсуждать эту тему. Шкуру я снять не могу. Мой послужной список, думаю, говорит сам за себя. Так же, как и государственные награды.
Подполковник поморщился. Вопрос о зачислении дерзкого новичка на службу вместе со всеми его татуировками решен в Москве. В этом вопросе он бессилен. Можно было только показать, кто здесь кому подчинен.
– Забывайте про госбезопасность. У нас другой масштаб, здесь в почете рутинная работа. Не за ордена и медали. Повседневный, скромный труд по предупреждению и раскрытию преступлений. Нам нужны пахари!
Уварин запнулся, уставившись в очередной лист. На лице отразилась целая гамма эмоций.
– Вы в самом деле лично знакомы с товарищем Грибачевым? И можете связываться с ним в любое время?
Владимир пожал плечами:
– В любое вряд ли. Ночью как-то неудобно…
– Ну а днем?!
– Днем я ему звонил…
Подполковник озабоченно почесал затылок. С одной стороны, справок о контактах принимаемого на службу лица с руководителем государства ему еще видеть не приходилось. С другой – если в кандидате заинтересован хоть самый маленький начальник, в кадры обязательно кто-то позвонит и замолвит словечко. А раз этого парня выперли из Комитета, к тому же сослали из Москвы в Тиходонск, значит, он никому не нужен. Какие бы справки ни находились в его деле и какими бы орденами он ни был награжден. Следовательно, обходиться с ним можно как угодно. Хотя и не перегибать палку. Надо держать ухо востро. А включить заднюю передачу никогда не поздно.
– Ну-ну… На какую должность вы претендуете?
– Претендую? Да у меня вообще нет никаких претензий.
– Ваш опыт оперативной работы для нас не подходит. В контрразведке своя специфика, в милиции – своя… Боевые навыки – это, конечно, важно. Но у нас перестрелки случаются не так часто. Хотя сейчас положение изменилось. В городе действует опасная вооруженная банда, она уже убила несколько человек… В патрульно-постовую службу для начала пойдете?
– Пойду… Мне не выбирать…
Подполковник захлопнул личное дело.
– Ну, если так… Начнете с должности командира взвода. А дальше посмотрим.
– Мне не выбирать, – повторил Владимир.
– Тогда можете идти. Приступайте к работе.
Когда Владимир вышел, Уварин протянул личное дело инспектору.
– Держи, Веселов. Готовь приказ: комвзвода в Центральный райотдел. И имей в виду, с этим парнем надо быть чрезвычайно осторожным. Намекни аккуратно Баринову. Начальник райотдела должен быть в курсе.
– Есть, товарищ подполковник, – четко ответил инспектор, привычно зажимая папку под мышкой.
– И вот еще что… Когда он уйдет, выйди следом и посмотри: зайдет ли он к «соседям».
УВД и УКГБ находились в одном здании: от входа до входа – сорок метров.
– Проследить? – задание для кадровика было явно непривычным. Он заметно растерялся.
– Что тут следить? – раздраженно сказал начальник. – Просто выйди и посмотри. Хочешь – купи себе мороженое на углу. Погуляй немного на свежем воздухе – в сторонке, разумеется. Или перейди на другую сторону. Как в кино. Потом придешь и доложишь.
– Есть, товарищ подполковник!
Майор Мусин оказался худощавым, подтянутым человеком, в стандартной комитетской униформе – недорогом строгом костюме и белой сорочке с галстуком. Он встретил Владимира как старший брат: сердечно пожал руку, радостно улыбался, расспрашивал о семье. Словом, с точностью