ударил ногой в пах, но промахнулся и попал в бедро, оперативник пошатнулся.
Такой реакции капитан не ожидал. Вопреки дурацким фильмам, атлетическим сложением он не отличался, приемами рукопашного боя виртуозно не владел. Оружие при переводе в группу «Маньяк» он сдал, а по новому месту не получил: зачем пенсионеру оружие? И вот сейчас он оказался перед двумя отморозками, готовыми искалечить его или убить.
— Вы что, совсем оборзели?! — заорал он, решив «брать на характер». — Я же сказал: милиция!
Но «характер» не подействовал: нож снова мелькнул на уровне глаз, ему снова чудом удалось отскочить. Бритый стал заходить сбоку. Дятлов ударил его под коленную чашечку и закричал собирающимся вокруг зевакам:
— Уголовный розыск! Позвоните в милицию!
Никакого результата это не принесло, только прыщавый попер вперед как бешеный, изо всех сил размахивая финкой: слева направо, справа налево. Капитан отступал, тщетно отыскивая взглядом камень, палку или трубу.
— Щас позвоню, сука ментовская! — прихрамывая, надвигался бритый.
И хотя время для философских рассуждений было не самым подходящим, Дятлов подумал, что пятнадцать лет назад ни один, самый отпетый отморозок не осмелился бы так себя вести. Распустили мерзавцев. Он попытался лягнуть противника между ног, но не попал и отпрыгнул назад. Финка в очередной раз просвистела мимо глаз.
Чем бы это кончилось, неизвестно, но вмешался случай в лице неизвестного здоровяка с загорелым лицом, в джинсах, короткой кожаной куртке на меху и тяжелых башмаках. Заслоняя Дятлова, он выскочил вперед, поймал руку с ножом, выкрутил, ударил коленом, локтем, тыльной стороной кулака, ногой. Так комбайн молотит встающую на пути стену упругих колосьев. Нож отлетел в сторону и лязгнул об асфальт, его владелец опрокинулся на подмерзший газон, бритый, согнувшись и держась за бок, по-крабьи побежал куда-то вбок и исчез за домом.
Инцидент был исчерпан за полминуты. Зеваки принялись одобрительно обсуждать происшедшее. Дятлов потрогал лицо, осмотрел грудь, даже руками провел — все цело, повезло. Капитан облегченно перевел дух.
— Ну, спасибо, друг, — тяжело дыша, поблагодарил он незнакомца. — Не всякий вот так бросится помогать менту…
И с сомнением уставился на его крупные кисти в зековских перстнях.
— Или мы не такие уж друзья? Ты кто?
— Насчет друзей не знаю, — усмехнулся татуированный. — Только я сам мент, старлей. Бывший, правда.
— Офицеры бывшими не бывают, — одобрительно возразил Дятлов. — Здорово ты его уработал! У меня к этой мрази серьезные вопросы имеются…
— У меня бы тоже имелись, — кивнул незнакомец. — Он тебя хотел конкретно расписать…
— Да нет, не поэтому…
Нагнувшись к неподвижному телу, капитан обшарил карманы, вытащил рисунок женщины.
— Мне нужен тот, кто его послал за этой красоткой…
— Ну-ка, покажи! — светловолосый здоровяк почти выхватил листок, впился в него взглядом, выругался.
— Что такое? — не понял Дятлов.
— Вот что!
Незнакомец распахнул куртку, задрал рубашку, обнажив татуированный торс, ткнул пальцем в синий портрет женщины на боку. Рисунок был ее точной копией!
— Что это значит?! — ошарашенно спросил Дятлов.
— Долго рассказывать, — сказал татуированный. И спросил: — А кто и зачем ее ищет?
— Долго рассказывать, — теперь сказал капитан. И уже он спросил: — Поможешь упаковать эту мразь?
Татуированный бросил взгляд на соседний дом, потом кивнул.
— Конечно! Теперь и у меня к нему много вопросов! Отведем к метро, там патрульная машина стояла.
— Отведем? — Дятлов с сомнением почесал затылок.
Зеваки разошлись, только несколько женщин терпеливо ждали финального занавеса. Бандит лежал неподвижно, в той же позе, и не подавал признаков жизни. На побледневшем лице прыщи выделялись особенно ярко. Капитан наклонился, пощупал пульс на шее, бросил быстрые взгляды по сторонам, выпрямился.
— Мертв, — тихо сообщил он здоровяку. — Надо уходить, быстро…
И громко, официальным тоном добавил:
— Пройдемте со мной, гражданин! Надо записать ваши показания и вызвать наряд!
— Из КГБ я ушел лейтенантом. Не по своей воле ушел, вроде по провинности. Они бы меня выкинули с волчьим билетом, только я же перед самим Грибачевым отличился, он мне прямые телефоны дал. Так что перевели меня в милицию «по обоюдному согласию». Командиром взвода ППС [43] в родной Тиходонск, — продолжал Волк свой рассказ. И откусил бутерброд с намазанной горчицей вареной колбасой. Дятлов внимательно слушал. — Потом вернулся в Москву. Софочку наколол недавно, по своей инициативе. Для общения — поговорить, былое вспомнить…
— С кем поговорить?! — вскинулся капитан.
— Да нет, что ты все буквально понимаешь… Просто на память…
— А-а-а… А последнее время чем занимался? — цепко спросил Дятлов.
Они сидели у него на кухне, пили водку под немудреную закуску и рассказывали друг другу свои биографии с той мерой откровенности, которую могут позволить себе настоящие, привыкшие к скрытности опера, если они в полной мере оценили друг друга и прониклись взаимным доверием.
— Да так. Воевал немного. От розыска прятался. За прошлые задания вроде американцы объявили. Хотя есть такой розыск или нет — точно не знаю…
— Проверим, — кивнул Дятлов и, наполнив стопки, извлек из потертой папки стандартные фотографии из личного дела осужденного: одна — фас, вторая — профиль. — Вот кто за твоей красоткой охотится. Черенко, особо опасный рецидивист…
— Ну-ка, ну-ка…
Волк внимательно всмотрелся. Резкие черты, крючковатый нос, безжалостные пронзительные глаза, тонкий рот…
— Неужто тоже знакомый? — спросил Дятлов.
— Вроде того…
Действительно, Черенко был чем-то похож на черта. Причем не на абстрактного чертяку, а на того, который еще недавно сидел у Волка на предплечье в виде татуировки.
— У него особая примета — шрам от горла до лобка, как секционный шов после вскрытия… Только почему этот гад так твою Софью ненавидит? Он ведь вместо нее других женщин на ремни распускает! Сублимация. Знаешь, что такое?
Волк пожал плечами.
— Я всю жизнь другим премудростям учился…
— Когда недостижимая цель заменяется реальной. Вот он и валит схожих по типажу! За что? Что она ему такого сделала?
Волк снова пожал плечами, встал, стянул через голову рубаху, обнажая обильно татуированный торс.
— Скорей, это я ему сделал! — он ткнул пальцем в белое пятно чистой кожи среди синих картинок. — Вот, видишь? Здесь он и сидел, на месяце, с гитарой. Ну, там водка, карты, финка… А когда Софью оскорбил, я его и распорол бритвой, сверху вниз, на две части развалил… Столько черной крови вытекло… Отсюда и шрам! А потом чертяка съежился и пропал. Исчез.
— Подожди, подожди, — Дятлов поднял руку. — Кто кого оскорбил? Одна татуировка другую?!
