Приобщение

          как спешили,
                      сияя доверием
                                    вы.
Я ищу вас везде.
               Я такой же, как вы, киевлянки, —
Та же южная кровь,
                 лишь обдутая ветром Москвы.
Я такой же, как вы.
                  Так откуда в душе ощущенье
Самой подлой вины,
                словно стал я банкротом сейчас.
Словно мог я вас всех полюбить,
                           увести от крушенья.
Все мечты вам спасти —
                    и по глупости только
                                        не спас.

1962

* * *

Мой ритм заглох. Живу, как перед казнью. —
Бессмысленно гляжу на белый свет,
Про всё забыв… И строчка в строчке вязнет.
Не светятся слова — в них связи нет.

Где ж эта связь? Иль впрямь лишь сам собою
Я занят был, бунтуя и кляня…
А связей — нет. И, значит, впрямь пустое
Всё, чем я жил,
               за что убьют меня.

А смерть грозит. Грозит кровопролитье.
Оно придёт — пиши иль не пиши.
Какой тут ритм! Кому нужны открытья
Подспудных связей жизни и души?

Все связи — рвутся. Всем — грозит стихия.
Российский бунт несёт не свет, а тьму…
Пусть даже Бог опять спасёт Россию,
Коль этот труд не надоел Ему.

Пусть даже вновь потом откроют право…
Нет ритма. Вижу кровь, а не зарю.
И не живу.
           Как кролик на удава,
Глаз не сводя, в грядущее смотрю.

1962

ТАНЦЫ

Последний автобус подъехал
К поселку. И выдохся он.
И ливнем дурачеств и смеха
Ворвались девчонки в салон.

Ах, танцы!.. Вы кончились к ночи.
Пусть!.. Завтра начнётся опять!
И было им весело очень
В полночный автобус вбегать.

Глаза их светились, а губы
Гореть продолжали в огне.
Ах, танцы!.. Поэзия клубов! —
Вовек не давались вы мне.

Они хохотали счастливо,
Шумели, дуря напролом.
Неужто родил этот ливень
Оркестра фабричного гром?

А может, не он, а блистанье,
А битва, где всё — наугад.
Всё — в шутку, и всё — ожиданье,
Всё — трепет: когда пригласят?