Река все выше обнимала Володю, ей приятно было обнимать жар этого маленького тела. Ей, конечно, казалось, что мальчик хочет с ней поиграть. Ведь с ней, в основном, играют только рыбы! А река любила играть с человеком. Она смотрела на Володю миллионами глаз — вернее, бесчисленным количеством глаз, — и Володя знал это. Если у человека два глаза, а у муравья — сотни, то у реки — бесчисленное количество, неуловимых, невидимых. Глаза реки разлиты в воде, в камнях, в очертаниях берега, в пене порогов и широте плесов… Володя знал: кто не выдержит игры с рекой, утонет в ней. Реке-то горя мало, что человек утонет, она не понимает, что это такое — утонуть, она и дальше будет играть с мертвым телом…
— Сейчас мне некогда с тобой играть, — прошептал Володя. — Сейчас у меня дело! Ты лучше помоги мне, — попросил он.
В душе мелькнуло сомнение, но Володя отогнал его: надо победить! Он опять подумал о семужьем мясе. Живот, и так подтянутый, река еще больше вдавила, сплющила. Под ложечкой ныло. Он вошел в воду по грудь, подпрыгнул и поплыл к поплавкам, лежавшим на зеркальной поверхности.
Володя отлично плавал: быстро, легко, бесшумно. И нырял он тоже бесшумно, долго оставаясь под водой. Не хуже брата Ивана, а брат был лучшим на Илыче ныряльщиком. Иван давно предсказывал, что и Володя будет отличным ныряльщиком, потому что у него широкая грудная клетка, просторные легкие. «Ты будешь дышать под водой как жабрами! — говорил Иван. — Как рыба будешь дышать!» И Володя действительно дышал под водой как рыба.
Он быстро доплыл до поплавков, набрал в легкие сколько мог воздуха и нырнул… и сразу очутился в пронзенном солнечными лучами, тускло сияющем мире. Он ловко и тихо работал ногами и левой рукой, загребая воду и немного помогая себе правой с зажатым в ней камнем. Камень и мешал и помогал опускаться в глубину. Володя шел на разведку: он опускался вдоль стенки невода по диагонали, в конце которой была его цель — темная в желтоватой глубине рыба. Он вильнул вбок и подплыл к рыбе со стороны, жадно глядя на нее широко раскрытыми в воде глазами. Рыба была большая — в воде она казалась еще больше. Старая рыба, скуластая, с загнутой вверх нижней челюстью, горбоносая, похожая на подводную бабу-ягу. Усталая, выпустившая молоки рыба с отвислым животом, лох называемая. Самец семги.
«Это хорошо, что лох, — подумал Володя, кружа в отдалении. — Старый лох не может быть сильным».
Лох тоже смотрел на Володю во все глаза, рыбы всегда так смотрят. Хотя о рыбе лучше сказать «во весь глаз», а не «во все глаза». Лох так и смотрел на Володю: во весь глаз, равнодушно приоткрыв рот и лениво пошевеливая жабрами. Хвост у него запутался в сети, разорвав несколько ячеек. Лох стоял почти на дне ямы, приподняв хвостом покрытые илом грузила сети. Ему было тяжело.
«Не волнуется ни капельки! — мысленно говорил Володя под водой; он пускал губами белые пузыри сжатого воздуха, быстро уносившиеся к солнцу. — Думает, что я рыба… Думай, думай! Я и вправду рыба, не хуже тебя!»
Мудрый старый лох смотрел на Володю равнодушно, потому что действительно очень устал. Ему было не до Володи. Он мечтал о море! Тихо спуститься в море мечтал он, тихо, вяло спуститься, минуя по возможности пороги. Там в соленой морской воде он отдышится, отдохнет, окрепнет, как на курорте, вернет себе свою былую красоту и здоровье. Уродливая челюсть исчезнет, он опять сможет закрывать рот. Опять сможет есть. Сейчас он был голодный, такой же голодный, как Володя, потому что тоже давно не ел. Кривая нижняя челюсть с отвратительным наростом на конце мешала ему закрывать рот, мешала сжимать челюсти, он не мог жевать. И охотиться он не мог. Он был очень болен. Челюсти болели, и жабры, и спина — все тело болело, после того как он выпустил свои молоки здесь, в благородных верховьях этой маленькой реки с не загаженным людьми руслом. Облил ими икру, чтобы вывелись новые семги.
«Странная какая-то рыба! — думал этот лох про Володю. — Ярко-розовая, без чешуи! С желтоватыми водорослями на голове! С двойным хвостом! Ну бог с ней! Пусть себе плавает… Мне дела нет…»
Лох хоть и был старым и мудрым, но никогда еще не видел рядом человека. Не приходилось этого ему видеть, тем более что ныряльщиков на Севере мало, почти нет там ныряльщиков: воды на Севере ледяные, долго в них ныряльщик не продержится. Володе просто повезло, что случилось столь жаркое лето и так необычно нагрелась вода в реках. Зато лоху было плохо, он изнывал от этой необычной жары, у него кружилась голова, он чувствовал себя как в тяжелом сне.
Он опять мечтал о море. Об океане мечтал он — о прекрасном синем Ледовитом океане! Там бродят стада выздоравливающих семг, глотающих вкусную соленую горьковатую воду и целебные водоросли, там они пасутся на одним им ведомых подводных лугах. Там бродят счастливые выздоравливающие старики, возвращая себе вторую, и третью, и четвертую молодость, и молодые глупые семги там бродят, еще не знающие, что такое метать икру! Сейчас он отдохнет и опять попробует освободиться от этой проклятой штуки, ухватившей его за хвост… «Еще немного надо отдохнуть», — подумал старый лох. А там он спокойно и покорно поплывет вспять холостым ходом — вода сама его понесет, как в колыбели, — то быстрей, то медленней сначала по уютному притоку, потом по Илычу, а потом по всей извилистой длинной Печоре в бескрайний волшебный Ледовитый океан…
Володя в это время тоже отдыхал, лежа на поверхности воды, глядя в небо. Он тоже набирался сил перед смертельной схваткой, о которой еще ничего не подозревала эта мудрая рыбина, мечтавшая в полусне там, внизу, под толщей воды, — и в этом было его преимущество: сейчас он нападет внезапно, как вихрь, — и победит…
…Лох дремал, когда сверху на него свалилось, что-то большое, розовое, схватило за жабры и оглушило по голове! На мгновение лох потерял сознание, но тут же очнулся, несмотря на то что получил по голове еще один удар, — очнулся удивленный, злой — сон с него сразу слетел. Он рванулся в сторону, вдруг высвободив свой хвост, и сразу пошел в глубину, стараясь стряхнуть со спины страшное розовое чудовище… А розовое чудовище все колотило и колотило его по башке чем-то жестким и крепко держало с левой стороны за жабры, причиняя страшную боль…
Эта жгучая боль вдруг вернула ему силы. Лох взмахнул хвостом, швырнув Володю о каменное подводное бедро Великана. Володя ударился об острый гранитный выступ головой — в глазах у него поплыли зеленые и рыжие круги. И лох тоже поплыл куда-то вверх, к солнцу. А вода вокруг окрасилась красным — это была Володина кровь…
— Подожди! — прошептал Володя синими губами, и вода сразу рванулась ему в легкие. Он выплюнул ее, но лохмато-жесткие жабры не выпустил, только сильнее сжал их из последних сил и опять ударил рыбу по голове…
У нее тоже выступила кровь. Рыба дернулась — в ее умирающем мозгу мелькнуло видение океана — в последний раз, и она медленно перевернулась вверх животом, всплывая вместе с Володей возле самого берега.
Володя был в бреду. Голова горела, словно кто-то всадил ему в темя гвоздь. Но он еще крепко держался за рыбу. Он обхватил ее правой рукой, выронив камень, а левой крепко сжимал жабры. Он держал рыбу железной хваткой. Как мертвец. Он уже и был почти мертвец.
Некоторое время они оба плавали в розоватой, помутневшей воде. Потом Володя встал, не разжимая левую руку, схватил рыбу другою за челюсть и потащил ее, качаясь, к берегу. Там они оба шлепнулись о песок — рыба головой, а Володя всем телом — и затихли.
Сначала Володя долго лежал с закрытыми глазами, без движения. Ему ничего не мерещилось. Не снилось. Кровь, медленно свертываясь, все тише струилась из-под мокрых, потемневших волос между родинками на щеке в песок.
Володя не подозревал, что с берега внимательно наблюдают за ним оба ворона. Они стояли рядом, приоткрыв от волнения клювы, и наклоняли головы набок, то в одну, то в другую сторону, прислушивались: спит этот человек над своей рыбой или нет, — и зорко вонзали в семгу острые черные взгляды…
Когда Володя очнулся, лох лежал рядом. Он разевал уродливую пасть. Покрытые ржавчиной зубы хищно скалились на Володю. Володя ласково погладил рыбу по худому, отвислому животу. Лох уснул крепко. Круглым глазом он уставился в бескрайнее, как океан, небо.
Тогда Володя приподнял голову, прильнул губами к спинному плавнику и с трудом вырвал его зубами…
Он долго ел пресное желтое мясо — потому что у лохов всегда желтое мясо, — долго ел это мясо,
